Книга Первая мировая. Во главе "Дикой дивизии". Записки великого князя Михаила Романова, страница 73. Автор книги Владимир Хрусталев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Первая мировая. Во главе "Дикой дивизии". Записки великого князя Михаила Романова»

Cтраница 73

На маленькой степной станции, утонувшей в кустах белой акации, среди бесконечных полей, стоял автомобиль штаба дивизии. На пустом асфальтовом перроне ожидали князь Багратион и генерал Юзефович, начальник штаба дивизии. /…/

Подошли Ингуши, вместо отдыха попавшие в бой, подошли Саратовские роты. Роты были составлены из здоровых мужиков, бодрых, полных самоуверенности и того “шапками закидаем”, которого так много было в наших необстрелянных солдатах. Вооружены они были австрийскими ружьями (своих уже не хватало), хорошо одеты. Офицеры из запаса, саратовские помещики, производили хорошее впечатление. При виде их больших рот по двести с лишком человек стало как-то спокойнее.

Я указал боевые участки частям, и они, нерасторопно развертываясь, цепями пошли по окопам.

Был тихий, знойный майский день. Время тянулось томительно медленно. В бинокль было видно, как на опушке дубняка показывались и исчезали австрийцы. Они тоже как будто окапывались.

В двенадцать часов далеко за рощей ударила пушка, и бело-оранжевым мячиком разорвалась шрапнель несколько дальше окопов с ополченцами. За нею сейчас же другая, третья, четвертая. Две батареи австрийцев с того берега Днестра сосредоточили огонь по окопам. /…/ Австрийские пушки примолкли, и только наши грозно гремели, заставляя неприятельскую орудийную прислугу прятаться. /…/

До пяти часов дня на позиции было спокойно. В брошенном станционном буфете согрели кипяток и заварили чай. Как раз в это время на станцию, в сопровождении Юзефовича, приехал великий князь Михаил Александрович.

Статный, в светло-серой черкеске, с белым башлыком за плечами, в великолепной серебристой, кавказского курпея, папахе, на крупной темно-гнедой, задонской, лошади, он красивым галопом скакал по полю, и за ним, растянувшись, скакали ординарцы-черкесы. У станции он слез.

– Ну, как у вас? – приветливо глядя большими глазами, спросил он.

Я доложил обстановку. Великий князь прошел на перрон. Кто-то из офицеров, Ингушей, предложил великому князю чаю. Он охотно согласился.

В окопы передали, что великий князь находится на позиции. /…/

Юзефович, отведя меня в сторону, сообщил, что сейчас подойдет бригада из 3-го и 4-го Заамурских конных полков, и тогда мне станет легче.

Великий князь сидел на перроне, его угощали чаем, когда в голубом небе, со стороны неприятеля показался германский аэроплан, с четко видными черными крестами на крыльях, и быстро приближался к станции.

“Сейчас бросит бомбу”, – мелькнуло в голове, и не за себя был страх, а за великого князя.

Аэроплан выпустил дымовой сигнал и стал делать круги над станцией. В воздухе тяжело загудел снаряд, разорвался левее и несколько сзади станции, бросил громадный столб дыма, и загудели и зашлепали по земле раскаленные куски чугуна и стали.

Все помыслы были направлены к тому, чтобы уговорить великого князя со станции, вокруг которой, то не долетая, то перелетая, падали и разрывались снаряды тяжелой артиллерии.

Но великий князь и слушать не хотел о том, что ему нельзя оставаться на станции. Он так же понимал свой долг, как понимали его остальные, и считал, что он не может показать людям, что боится снарядов. /…/

Обстрел станции продолжался около часа. Австрийцы выпустили за это время до шестидесяти снарядов. Ни один, однако, не попал в станцию, и у нас было только несколько раненых у кухонь ополченцев. Великий князь все время оставался на станции. /…/ В шесть часов вечера противник, вероятно считая, что на станции никого не осталось и что командный пункт нашей позиции уничтожен, прекратил обстрел, и мне удалось уговорить великого князя уехать в Тлусте. Почти сейчас после его отъезда прибыл генерал Черякин и сообщил, что сзади подходят 3-й и 4-й Заамурские конные полки, всего восемь сотен, примерно по сто человек в сотне. Я приказал ему оставить шесть сотен в версте за станцией Дзвиняч в балке, а две сотни спешить и удлинить ими левый фланг Ингушей» [289].

Генерал Карл Маннергейм (1867–1951) позднее также писал в своих воспоминаниях об этом тяжелом периоде войны:

«Десятого июля пришел приказ нашей дивизии передислоцироваться на сто километров на юго-восток. Это был хорошо известный нам участок фронта в районе Залещиков. Территория между Прутом и Днестром снова была утрачена, а противник форсировал Днестр к востоку от города. Я снова попал под командование генерала Хана Нахичеванского, выделившего в мое распоряжение две бригады из “Дикой дивизии” для ликвидации плацдарма противника и понтонного моста через Днестр.

Задачу усложняло то, что противник успел окопаться.

Хотя боевой дух в кавказских частях был высокий, им не хватало подготовки и умения. Ввиду того, что у меня не было большого доверия к их боеспособности, я поставил свою дивизию в центре на направлении вероятного главного удара. Задачей одной из кавказских бригад под командованием полковника Краснова было конной атакой углубиться в правый фланг австрийцев. Вторая бригада под командованием полковника Половцева должна была предотвратить прорыв противника через Днестр.

Наша атака была успешной, и неприятель был отброшен. Однако, несмотря на неоднократные приказы двигаться вперед, я напрасно пытался обнаружить со своего наблюдательного пункта признаки продвижения среди кавказских подразделений. Их пассивность дала противнику время собраться с силами и атаковать центр.

Ситуация складывалась тяжелейшая, и я решил отдать приказ отходить на исходные позиции. Из позднейшего разбирательства выяснилось, что полковник Краснов хотел поберечь своих добровольцев! После сражения, во время одного из обедов, великий князь Михаил осудил поведение командиров бригад. Проведенная атака, во время которой было взято несколько тысяч пленных и ценное вооружение, имела, кроме этого, еще один положительный момент: неприятель уже не помышлял о продвижении вперед» [290].

Отступив за Днестр, русские армии также оставили врагу Польшу и Галицию. Конницу, благодаря которой удалось избежать катастрофы фронта, отвели на отдых. От моря до моря войска зарылись в окопы и воздвигали оборонительные сооружения. Началась позиционная война.

Великий князь Александр Михайлович (1866–1933) в своих воспоминаниях отмечал главную причину отступления русской армии:

«Наши наиболее боеспособные части и недостаточный запас снабжения были целиком израсходованы в легкомысленном наступлении 1914–1915 гг., девизом которого было: “Спасай союзников!”. Для того чтобы парировать знаменитое наступление Макензена в Карпатах в мае 1915 года, у нас уже не было сил. Официальные данные говорили, что противник выпускает сто шрапнельных зарядов на наш один. В действительности эта разница была еще более велика: наши офицеры оценивали это соотношение 300: 1. Наступил момент, когда наша артиллерия смолкла, и бородатые ополченцы предстали перед армией Макензена, вооруженные винтовками модели 1878 года с приказом “не тратить патронов понапрасну” и “забирать патроны у раненых и убитых”…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация