Для лангустов заранее, еще на переходе, мы подготовили «сюрприз»: специальные ловушки, которые делала траловая команда под руководством Славы Собакина. Именно на них мы хотели сделать ставку. И еще – на наш подводный аппарат «Север-2».
Первого погружения на хребте Наска ждали с нетерпением. Но задул сильный ветер, по океану побежали белые барашки; волнение моря достигало 5 баллов. Без нужды подводным аппаратом рисковать не стали и решили поначалу заняться океанографической съемкой. Сделали эхолотный промер, измерили температуру воды, определили соленость, содержание растворенного кислорода. Первые же измерения принесли нам «сюрприз»: содержание кислорода в придонном слое воды над вершиной банки Месяцева, где мы рассчитывали найти лангустов, оказалось крайне низким. Я, узнав об этом, собрал в своей каюте экстренный ученый совет.
– Кислорода в придонном слое действительно очень мало, – подтвердил начальник гидрологического отряда Николай Коростин. Ни рыбам, ни беспозвоночным дышать, по-видимому, нечем. Скорее всего, на дне – мертвая пустыня.
– У меня в пробах планктона маловато, всего сто миллиграммов в кубометре, – заметил гидробиолог Вадим Сумерин, – вряд ли можно ожидать большой продуктивности на вершине банки.
– Может быть, уйдем в другой район, чтобы не терять здесь зря время? – предложил Олег Донец. – Зачем погружаться в безжизненной пустыне?
Все выступавшие были настроены явно пессимистически.
Но я вспомнил один доклад, который слышал несколько лет назад на конференции в Ленинграде. Молодой океанолог из Керчи рассказывал о странном, на первый взгляд, явлении, которое он наблюдал в Аравийском море. Там он обнаружил скопления ставриды в слое кислородного минимума. Казалось бы, рыб там не должно было быть, однако ставрида упорно держалась именно того слоя воды, где ощущалась нехватка кислорода. Теперь, слушая высказывания своих товарищей, я думал: «Может быть, и в нашем районе происходит нечто подобное?» Во всяком случае, я решил проверить «антикислородную» гипотезу и дал команду опустить на вершину банки Месяцева драгу. Но драга осталась на дне, видимо, зацепилась за скалы.
Пока была ветреная погода, «Ихтиандр» исходил банку Месяцева вдоль и поперек, прощупывая дно эхолотом. Расшифровав эхоленты, я составил точную батиметрическую карту этой банки, по которой можно было планировать погружения подводного аппарата.
Наконец ветер ослаб, и вслед за ним улеглись волны. «Север-2» с пятью гидронавтами на борту выехал из ангара и погрузился в присмиревшие воды Тихого океана. Трое подводных наблюдателей сгрудились в носовом отсеке, возле иллюминаторов, чтобы своим весом создать дифферент на нос и облегчить погружение в воду. Затем Олег Донец включил вертикальные двигатели, и аппарат пошел вниз. На выносной штанге, перед носовыми иллюминаторами заранее была укреплена ловушка с приманкой в расчете на то, чтобы поймать глубоководных лангустов. «Есть ли они на вершине банки? Почуют ли запах приманки? Полезут ли в ловушку?» – с беспокойством думали гидронавты.
– Смотрите внимательнее! Подходим к грунту! – предупредил Олег Донец.
– Вижу грунт! – воскликнул Вадим Сумерин несколько мгновений спустя.
– Какое дно? Не зацепимся ловушкой? – забеспокоился Донец.
– Скальная плита, довольно ровная, с небольшими выступами и ямками.
– Сбавляю ход, садимся…
Нас слегка тряхнуло от удара о дно. Раздался скрип, который мы услышали, даже находясь внутри аппарата. Это был характерный признак – так скрипят известняки. За многие погружения я выработал для себя признаки, по которым можно отличить известняки от базальтов, хотя внешне они бывают под водой похожими. Удар о базальт бывает жестким, подводный аппарат даже слегка отскакивает, а известняки, наоборот, скрипят и крошатся.
Итак, на этот раз мы сели на известняк. Мути не было. Скальная плита была чистая, словно ее вымели метелкой. И «метелка» была, как говорится, налицо: сильное течение, которое несло вдоль дна поземку из тонких частиц взвеси.
Вблизи дно напоминало изъезженную асфальтовую дорогу. Вся поверхность известняка была в мелких кавернах и трещинах. Некоторые каверны пробуравили каменную плиту сантиметров на десять. Но где же лангусты? Их не было. На дне сидели лишь колючие полосатые окуни. Раскрыв рот, окуни тяжело дышали. Они совсем не двигались. Просто сидели на дне, опершись на грудные плавники. Жаберные крышки рыб тяжело приподнимались и опадали. Им было трудно, этим рыбам – кислород почти на нуле. Но они жили здесь, в подводной душегубке. Неужели лангусты не смогли выжить? Но надо было доводить эксперимент до конца.
– Олег, вываливай ловушку, – сказал я.
Донец перебрался в носовой отсек и нажал нужную кнопку. Мощная гидравлическая штанга легко вынесла ловушку в поле зрения иллюминаторов. Вадим Сумерин и я прильнули к иллюминаторам.
Прошла минута… две … три… Никого.
– Давайте выключим наружное освещение, – предложил Донец. – Свет может отпугивать «дичь».
Прожекторы погасли. Мой взгляд уперся в непроницаемую темень. Здесь, на глубине 300 метров, была, казалось, абсолютная темнота, и было невозможно ничего разглядеть. Но мало-помалу глаза привыкли к темноте. Постепенно из тьмы проступила линия подводного горизонта. Стали просматриваться очертания известняковых плит. На глубину 300 м все-таки проникал свет!
Мы напряженно всматривались в густо-синюю ночь, пытаясь увидеть хоть какое-нибудь животное у нашей ловушки. Тщетно! Никого. Мы просидели полчаса без света. Все мыслимые сроки действия приманки прошли. В ловушке лежали куски рыбы «с душком» – самое большое лакомство для ракообразных. Если они не подошли на запах, значит, их здесь, вероятно, не было.
– Олег, включай свет, – попросил я. – Ничего у нас не вышло, надо всплывать.
Капитан щелкнул тумблером, и площадка перед аппаратом залилась ярким светом. Я зажмурил глаза, а когда открыл их, то увидел … лангустов. Стройной колонной они шли к ловушке. Колонна двигалась точно против струи воды, которая проходила сквозь сетку ловушки, насыщаясь «ароматом» приманки. Лангустов привлекал именно запах несвежей рыбы. Строй их был столь плотным, что антенны идущих сзади лангустов упирались в хвосты шедших впереди. Окончание колонны терялось за подводным горизонтом метрах в пятнадцати от «Севера-2». Это было фантастическое зрелище!
Лангусты, которые шли к ловушке, мало напоминали своих собратьев с тропических мелководий. «Наши» лангусты были гораздо мельче тропических лангустов и не так ярко окрашены. Желтоватого цвета, с красными пятнышками и полосками, однотонные антенны, темно-коричневые глаза-бусинки, выступающие вперед на длинных стебельках, – вот и все их великолепие. Пожалуй, глубоководные лангусты были похожи на обыкновенных речных раков и размерами и окраской. Под брюшком некоторых лангустов виднелась оранжевая икра. Это были самки. Вместе с взрослыми животными ковыляли и подростки.
Вот лидер колонны дошел до ловушки. Он наклонил усы-антенны, ощупал грунт перед ловушкой, затем поднял их и стал ощупывать сетку, отыскивая входное отверстие. Было заметно, что лангусту не терпится добраться до приманки, но ловушка находилась слишком высоко, и он не мог в нее попасть. Ситуация напоминала сцену из басни Крылова о лисе и винограде.
