Спустили трал. Он пришел пустой, полураскрытый – закусило трос в осевом ролике. Со второй попытки поймали сотню килограммов рыбы-сабли, немного ставриды и морского окуня. Биологическое состояние рыбы-сабли показывало, что у нее начался нерест. Желудки рыб были совершенно пустыми. Да и есть было особенно нечего: значительных концентраций планктона в районе подводной горы Ампер мы не нашли. Итак, первую подводную гору, попавшуюся нам на пути, Ампер, язык не поворачивался назвать оазисом в океане.
«Ихтиандр» двинулся на юг, обходя стороной экономические зоны иностранных государств. По пути, пересекая северный тропик, отпраздновали Новый год (1987). Забежали на шельф Северо-Западной Африки, получили с плавбазы продукты и… в автономное плавание.
Нашей следующей целью была группа подводных гор, расположенных на поднятии Сьерра-Леоне. Сделав эхолотный промер, обнаружили в этой группе несколько сравнительно мелководных гор. Одну из них, с глубиной 207 м, решили обследовать более подробно. Это был гайот (гора с плоской вершиной), но в отличие от типичных гайотов Тихого океана – маленький и мелководный. Диаметр округлой вершины горы «207» составлял всего 1 милю. Поскольку от классической «банки» (по определению, глубина банки составляет менее 200 м) вершину «207» отделяли всего 7 метров, мы в между собой называли её банкой, а не гайотом. Эхолот «Симрад» зафиксировал на вершине «нашей» банки плотные косяки рыбы. Но какой? Этого мы так и не узнали. Банка «207» была словно заколдована. Наш трал пришел пустым и разорванным. Притраловый акустический комплекс «Игла» вышел из строя. «Север-2» лишь только спустили на воду – сразу и подняли: залипли золотники в системе гидравлики. Посмотрели мы на эхоленту «Симрада», облизнулись на эхозаписи рыбы и пошли дальше.
Следующей на нашем пути была не очень ровная подводная гора, обозначенная на морской карте отметкой глубины «706» (обычно на морских картах указывают минимальную отметку глубины). Я был в составе подводного экипажа, видел подводный ландшафт горы «706» своими глазами. И что же я увидел? Редкие кустики горгонарий, гидрокораллов да длиннохвостых рыбок – макрурусов. Нет, явно не подходила гора «706» под определение оазис. Правда, заметили мы любопытные камешки, похожие на фосфоритовые конкреции, разбросанные на вершине горы. Но их было не так много, в отличие от конкреций тихоокеанских гайотов. И главное: фосфорит – это не кобальт; фосфоритов и на суше хватает. Таким образом, ни с биологической, ни с геологической точек зрений подводная гора «706» особого интереса не представляла.
«Ихтиандр» вошел в тропическую зону. Стало жарко. Команде выдали тропическую робу, в каютах включили судовой кондиционер. В моей лаборатории, которая находилась ниже ватерлинии и не имела иллюминаторов, температура поднималась до 37°. Мы обливались потом, расшифровывая эхограммы. От резкого перепада температуры между каютами (куда поступал холодный воздух) и лабораториями многие члены экипажа заболели ангиной, и я тоже.
На экваторе, судя по карте, располагалась группа крупных подводных гор. Сначала решили обследовать самые мелководные. Гора «284» преподнесла нам сюрприз: огромный камень (известняк) и вдрызг разорванный трал. В кутце трала нашли с десяток бериксов и полимиксию. Подводный аппарат всё еще не был готов, и погружение удалось сделать только на горе «157», расположенной почти точно на экваторе.
Мы достигли дна на глубине 900 метров и стали подниматься вверх по склону, подобно альпинистам. Массивный известняковый склон отвесной стеной поднимался вверх. «Какая тут рыба?! – думал я. – Лишь бы не удариться о скалы да живыми выйти наверх». Аналогичные мысли читались и в глазах других участников погружения. Осторожно поднявшись вверх по склону, мы вышли на вершину горы, являвшую разительный контраст со склоном: тут лежал чистенький песочек, как на речной отмели и сновали маленькие продолговатые рыбки, вроде пескарей. Это была зеленоглазка. Рыбки изо всех сил старались удержаться на месте, чтобы их не унесло течением. Дно было густо усажено актиниями, подошва которых была скрыта в толще песка. «Роющие актинии», – подумал я, не придав, впрочем, особого значения самому факту скопления актиний. (А надо бы мне задаться естественным вопросом: чем может питаться такое громадное количество хищных животных – актиний?). Но сразу, по ходу погружения, я не обратил внимания на этот феномен. Гораздо больший интерес у меня вызвало очень сильное течение на вершине подводной горы. Мысленно сопоставив положение этой горы со схемой течений, я догадался: мы находились в зоне действия Экваториального противотечения. Оно направлено с запада на восток, и его ось находится на глубинах 100–150 м. Это мощное постоянно действующее течение словно «сдувало» рыбу с вершины горы «157». Только небольшие колючие рыбки – скорпены – удерживались на месте, плотно прижавшись к грунту. Их естественным убежищем были густые низкорослые «заросли» актиний и трубок многощетинковых червей (сабеллид). В целом подводная горы «157» оставляла двойственное впечатление: с одной стороны, рыбы на ней были, донные беспозвоночные (актинии) поражали высокой плотностью поселения, но с другой стороны, крупных скоплений промысловых видов рыб мы под водой не нашли. На тех рыбешек (зеленоглазок), которым удавалось удерживаться возле самого дна в борьбе с течением, промысловики вряд ли могли рассчитывать всерьез. И мы уже хотели занести банку «157» в черный список (неперспективная) и уйти в дальнейший поиск, как из штурманской рубки поступило известие: прямо под судном эхолот записал плотный косяк каких-то рыб, причем совсем неглубоко, всего в 40–50 метрах от поверхности океана. Начальник рейса решил проверить: не тунцы ли?
У капитана «Ихтиандра» Петухова загорелись глаза. Мы уже давно были в океане, а трал еще был сухим. Экипаж соскучился по свежей рыбе, макароны по-флотски с ворсинками тушенки надоели. Но рассчитывать на поимку тунцов тралом было бы наивно: тунец – рыба быстроходная, легко уйдет от любого трала. Оставался единственный способ: спиннинг. Эту снасть некоторые члены экипажа предусмотрительно захватили в рейс в расчете на ночную ловлю кальмаров. Быстро стали снаряжать спиннинги, заменив только кальмаровые джиггеры на блесны, и встали по обоим бортам. Судно между тем легло в дрейф. Неспешно вышел на палубу и главный судовой рыбак Володя Бондарев. Он посмотрел на солнце и встал, в отличие от всех остальных к тому борту, который был в тени.
Охота на тунцов началась. В воду со свистом полетели блесны, закрутились катушки. У одного борта, освещенного ярким солнцем, стояли человек десять, в том числе и я, у другого борта один Бондарев. Через час рыбалки на палубе возле Бондарева лежали штук десять отменных трофеев, в то время как все остальные вместе поймали от силы штук пять тунцов. Я не поймал ни одного. Пошел к Бондареву, взмолился:
– Володь, научи, как надо ловить тунца. Страсть как хочется поймать.
Бондарев взял мой спиннинг и сказал:
– Жидковат! И блесна маловата и белая к тому же, а лучше желтую, как у меня.
Вместо того, чтобы переставлять блесну, он дал мне свой спиннинг и сказал:
– Полови минут двадцать моим спиннингом, а я отдохну, руки устали таскать тунцов.
