Я стал забрасывать блесну подальше от судна и быстро подтягивать её к борту. Ни одной хватки, как будто рыбы тут и не было. Заметив мою неудачу, Володя посоветовал:
– Не кидай блесну далеко, просто опускай вниз поглубже, метров на сорок-пятьдесят.
Я так и сделал. После двух-трех забросов я почувствовал сильный рывок, и спиннинг чуть не вырвало у меня из рук. Началась борьба. Тунец рвался в глубину с силой вепря. Я понемногу отпускал его, сколько позволяла леска, а потом подтягивал к борту. Тунец, собравшись с силами, снова уходил в глубину, сматывая чуть ли не всю леску с катушки «невская». Так продолжалось минут десять-пятнадцать. Володя молча наблюдал, не вмешиваясь ни словом, ни действием. Наконец он сказал:
– Ну, подтягивай его к борту, а я сачком поддену.
Я подтянул уставшего тунца к борту, а Бондарев ловко поддел его сачком, у которого вместо ручки была толстая веревка, и вскоре мой красавец-тунец зашлепал хвостом по палубе. Радости моей не было предела: первый тунец в жизни! Но Володя охладил мой пыл, буднично заметив: «Маленький, килограммов на семь».
Он взял у меня спиннинг и через две-три минуты рядом с моим тунцом оказался еще один, потянувший на 11 кг.
После завершения рыбалки стали считать результаты. Бондарев один поймал 15 тунцов, все остальные вместе взятые рыбаки – 10. Кто-то ни одного не поймал. И я бы не поймал, если бы не помощь Бондарева. Все пойманные тунцы были переданы шеф-повару, и на ужин экипажу были приготовлены котлеты из тунца.
Эта удачная рыбалка заставила нас пересмотреть промысловую оценку банки «157», и присвоили ей категорию «перспективная» с пометкой: «удобный лов тунцов».
«Ихтиандр» пересек экватор и направился на юго-юго-восток. На нашем пути располагались большие подводные горы, входящие в систему хребта Вавилова, что в Гвинейском заливе. Среди них не было мелководных гор, средний уровень глубин на вершинах составлял 500–600 м. Эти горы раньше уже обследовали наши рыбаки; они же сняли с них первый урожай – надо сказать, немалый. На это указывали даже названия гор, которые им дали калининградские рыбаки, например, банка Удачная (за ней закрепилось это название, данное простыми рыбаками, не искушенными в геоморфологии). С банки Удачной мы и решили начать поисковые работы на подводном хребте Вавилова.
То, что я увидел, погрузившись в подводном аппарате на склон банки, повергло меня если не в шок, то в разочарование. Передо мной расстилалась горная полупустыня, заселенная редкими кустиками горгонарий, морских перьев, гидрокораллов, стайками бродячих донных животных – морских ежей, крабов, раков-отшельников. Под карнизами и уступами прятались редкие длиннохвостые рыбы – угри и макрурусы. Лишь в одном месте я заметил густое скопление моровых рыб, прятавшихся в расщелине. «Всё равно тралом их не достанешь», – подумал я. Раз или два мелькнула большеглазая рыба – берикс. «И это всё, что осталось от тучных стай берикса? – с сожалением подумал я. – А ведь его здесь ловили тысячами тонн!»
Вывод по горе Удачной и другим горам хребта Вавилова мы сделали неутешительный: если здесь когда-то и были крупные скопления рыб, прежде всего берикса, то сейчас от них практически ничего не осталось. Рыбаки поработали здесь на совесть. Как выразился один из наших ихтиологов: «Калининградцы зачистили горы под ноль». Прошло уже около десяти лет после ухода рыбаков, а запасы берикса на подводных горах хребта Вавилова не восстановились. Призрак краха всей экспедиции отчетливо замаячил перед нами. Спасти наше реноме мог только Китовый хребет. К нему мы и направились.
… Сначала вода была голубой, затем стала темно-синей. Потом за толстым стеклом иллюминатора сгустились темно-фиолетовые сумерки. И вот полная темнота… Глубиномер показывал двести пятьдесят метров. До дна было еще далеко, больше пятисот метров. «Север-2» погружался на вершину гигантского подводного хребта, скрытого в глубинах Атлантики между южной оконечностью Африки и Бразилией. За пультом управления сидел Иван Коник, командир подводного аппарата, у станции звукоподводной связи дежурил Олег Гирский, возле иллюминаторов в носовом отсеке находились начальник рейса Анатолий Помозов, гидробиолог Алексей Карамышев и я, числящийся морским геологом. Я следил за показаниями приборов: глубиномера, датчиков температуры и солености забортной воды, содержания кислорода и углекислого газа внутри подводного аппарата; время от времени я поглядывал в центральный иллюминатор.
В лучах прожектора сновали маленькие серебристые рыбки со светящимися точками по бокам – миктофиды, лениво парили медузы, кувыркались, переливаясь всеми цветами радуги, гребневики, прыгали, точно кузнечики, эвфаузииды, блохами скакали копеподы. С увеличением глубины жизнь океана становилась все беднее. Сначала исчезли миктофиды, потом пропали гребневики, гораздо меньше стало копепод. Медузы и эвфаузииды попадались лишь изредка.
– Смотрите внимательнее! До дна сорок метров, предупредил капитан, у которого был свой эхолот, отмечавший расстояние до грунта.
Я включил еще один прожектор. Узкий пучок света ударил сверху, с фонаря легкого корпуса, и рассеялся в темноте.
Капитан покинул кресло и пересел на подвесной ремень возле центрального иллюминатора, чтобы лучше видеть дно. С помощью выносного пульта управления он рассчитывал сделать посадку на грунт более мягкой.
– Вижу грунт! – воскликнул Карамышев.
– Сколько до дна? – спросил командир.
– Метров пятнадцать.
– Ага, теперь и я вижу. Будем потихоньку подходить.
Я заглянул в левый иллюминатор. Луч прожектора вырезал из темноты яркий конус, в котором плавала, плавно изгибаясь, длинная серая рыба.
– Угорь, – заметил Помозов.
Прозвучало буднично, словно именно угря он и ожидал здесь увидеть.
Подводный аппарат двинулся вверх по склону. Подъем напоминал полет вертолета в горном ущелье. То справа, то слева из темноты выступали скальные обрывы, грозившие аппарату тяжким ударом. Капитан вел «Север-2» в полутора-двух метрах от грунта, чтобы наблюдатели могли хорошенько рассмотреть всех животных. Вначале горный пейзаж не радовал нас обилием жизни. Лишь угри да макрурусы плавали возле грунта, усиленно работая хвостами. Так они удерживались на одном месте, чтобы их не унесло течение.
Течение било в правый борт подводного аппарата, сносило его с курса. Капитану пришлось увеличить обороты маршевого двигателя. Стрелки на приборной доске резко скакнули – возросла нагрузка на электродвигатель.
– Иван, ток на пределе! – крикнул механик Гирский. – Может выбить предохранители.
– Не выбьет, прорвемся, – усмехнулся капитан.
Течение, к нашему счастью, ослабело, и подводный аппарат вышел на пологий песчаный склон. Глубиномер показывал семьсот метров. То, что я увидел в иллюминатор, напоминало лунный пейзаж: песчаный грунт был изрыт воронками, и в каждом углублении сидела рыба.
– Что это за рыба? – спросил Коник.
– Беспузырный окунь, – ответил Помозов.
