И вдруг, как в фильме «Полосатый рейс», на палубу вышла хрупкая девушка (Наташа Филатова) и начала гладить эту зверюгу по голове, приговаривая: «Ах, ты моя хорошая химерочка! Какая ты симпатичная!» Взяла рыбину на руки, как ребенка, и унесла в лабораторию. Матросы были в шоке. Перед тем, как уйти с траловой палубы, девушка обернулась, и я успел сфотографировать её с химерой в руках. Снимок химеры оказался в моей фототеке единственным, настолько редкая эта рыба.
Также лишь один раз мне удалось сфотографировать алепизавра, пойманного там же, в южной части Индийского океана. Ну и зубы у него! Как гвозди! Страшный хищник, от которого не уйти никому. Его поймали на глубине 1200 метров. Даже к уснувшей вечным сном рыбине было страшно подходить.
Порой рыбы, поднятые с больших глубин, выглядели столь непривлекательно, что фотографировать их значило попусту тратить плёнку. Бесформенный грязно-серый комок. Тогда я относил рыбу в лабораторию и, уложив в кювету, выпрямлял её, расправлял плавники и в таком виде фотографировал или зарисовывал. Таким образом, в моей коллекции появились изображения прометихта, макрохира, галозавра, макрурусов, антиморы и других глубоководных рыб. «Бедные рыбки, – думал я, глядя на них. – Как тяжело им живётся там, на огромной глубине».
Действительно, условия жизни в глубинах океана весьма суровы. На глубинах около 1500 метров в Индийском океане распространены так называемые промежуточные воды, отличающиеся пониженным содержанием кислорода. Рыбам трудно дышать. Там холодно, температура всегда ниже 10 градусов, мало корма. Рыбам приходится есть всё, что попадется, даже низкокалорийную пищу. Поэтому у многих из них увеличена печень. Особенно велика печень у моровых рыб – как у трески. И такая же вкусная!
Абсолютная темнота приводит к изменению глаз, которые у глубоководных рыб или очень большие, как у макрурусов, или очень маленькие, как у моры. Большеглазые рыбы словно пытаются хоть что-то разглядеть в окружающем их подводном мире, улавливая последние лучики ультрафиолетовой части спектра, проникающие в толщу вод. Другие рыбы, не доверяя глазам, отыскивают пищу и друг друга с помощью других органов и рецепторов. Те из них, которые больше доверяются запахам, имеют широкие чувствительные ноздри, какие мы видели у той же химеры. У быстро плавающих хищников, которые охотятся в угон, хорошо развита боковая линия, с помощью которой они улавливают колебания воды. Такова, например, рувета, или рыба-наждак – сильная и стремительная, как торпеда.
Глубоководных рыб мне не раз приходилось наблюдать из подводных аппаратов. Некоторые рыбы подпускали нас довольно близко, и тогда удавалось их сфотографировать. Удачно получился, например, глубоководный солнечник. Даже на черно-белой фотографии хорошо видны его органы свечения – фотофоры. Они расположены по периметру, подчеркивая контур рыбы. Благодаря светящимся в темноте точкам самцы и самки этого вида могут находить друг друга в кромешной тьме. Дав рыбам светящиеся опознавательные знаки, природа позаботилась о продолжении их рода.
При встрече с подводными аппаратами солнечники и некоторые другие глубоководные рыбы ведут себя довольно смирно, а то и вовсе остаются безучастными. К примеру, глубоководный солнечник неподвижно висит в толще воды и уплывает лишь тогда, когда подводный аппарат приближается к нему вплотную. В таких случаях у наших гидронавтов вырывался возглас: «Осторожно, рыбку задавишь!».
Почти не реагировали на приближение подводного аппарата многие донные и придонные рыбы, такие как мора, галозавровый и шилохвостый угри, макрурусы, нетопырь, беспузырный окунь. Никаких изменений в их поведении мы не замечали.
Однако другие рыбы воспринимали вторжение нашего железного чудовища крайне настороженно. Ни разу к иллюминаторам близко не подошел низкотелый берикс, хотя рыба эта многочисленна на многих подводных горах. В лучшем случае удавалось «достать» берикса телевиком, и то, как правило, с хвоста. О позировании берикса и говорить нечего: не любит эта рыба позировать на фотосессиях. Если повезет, фотоохотник мог сделать снимок берикса, что называется, в угон. Так же осторожны рувета, снэк, парацезио, рыба-сабля; чуть более доверчив этелис. За мою двадцатилетнюю подводную практику каждая из этих рыб попала в кадр один-два раза. Однажды в Аравийском море мне удалось снять этелиса на слайдовую пленку, и я считаю это большой удачей. Стайку парацезио, плывущую над склоном банки Назарет в Индийском океане, лишь единожды удалось сфотографировать Игорю Данилову, о чем я упоминал в главе «Маврикий и Назарет».
Общая закономерность в поведении глубоководных рыб такова: чем быстроходнее рыба, тем она осторожней; чем медлительнее – тем ближе подпускает к себе. Я думаю, что эта закономерность верна в отношении всех рыб вообще.
Наши тралы приносили из морских глубин не только рыб, но и беспозвоночных. Как и рыбы, беспозвоночные, обитающие на больших глубинах, сильно отличались от своих мелководных соплеменников, прежде всего цветом. Два цвета доминировали у них: красный и мертвенно-бледный. Поражали глубоководные креветки: огромные, до тридцати сантиметров длиной, рубиново-красного цвета. И что немаловажно – очень вкусные. Когда в трал попадали такие креветки, вся команда выбегала на палубу в надежде ухватить хоть одну такую креветку. Даже одной большой креветки, свареной в морской воде, хватало на ужин. Четыре или пять креветок было достаточно, чтобы украсить праздничный стол, например, когда отмечали чей-то день рождения.
Красный цвет креветок, как и других обитателей глубин, объясняется особенностями поглощения света в воде. Красные лучи солнечного спектра поглощаются уже в тонком поверхностном слое морской воды, а в глубоких слоях их нет совсем. Поэтому животные, окрашенные в красный цвет, не видны хищникам. Выходит, что красный цвет играет роль защитной, или маскирующей, окраски. Если бы креветки не были «одеты» в маскировочные красные «халаты», им вряд ли удалось бы выжить в глубинах океана, где полно свирепых хищников, например, алепизавр, макрохир, барбоурисия.
В 1980 году в одном из погружений в юго-восточной части Тихого океана мы дошли до глубины тысяча пятьсот метров. Подводный аппарат «Север-2» медленно поднимался вверх по склону подводной горы. Я смотрел в передний правый иллюминатор. Вдруг вижу: стоит на дне рыба, воткнув в ил длинные плавники. Именно стоит – не лежит, не плавает. Стоящей на длинных лучах грудных плавников рыбой оказался батизавр, довольно обычный для дна океана вид. Экземпляры этих рыб и раньше поднимали на свет божий тралы научно-исследовательских судов, но фотографий батизавра в естественной среде обитания немного. Один снимок и нам удалось сделать в том погружении. Удлиненные лучи плавников батизавра – приспособление, выработанное в ходе эволюции. Стоящему высоко над грунтом батизавру лучше видны окрестности, и он готов броситься на добычу, попавшую в поле зрения. Батизавр обладает флегматичным характером: он просто стоял на своих длинных грудных плавниках, заканчивающихся острыми лучами, и таком же хвостовом плавнике, как на треноге, и даже не шелохнулся, когда «Север-2» проплыл в двух метрах от него.
Иногда под водой нам попадались такие «звери», которые повергали в изумление даже бывалых гидронавтов. Однажды течение вынесло навстречу подводному аппарату «Север-2» странное существо, напоминающее мешок. Верхние края «мешка», собранные в складки, напоминали уши. У «мешка с ушами» были глаза, крупные и выпуклые. Все эти детали мы рассмотрели уже потом, на фотографии, которую случайно удалось сделать. В момент встречи никто из нас, конечно, ничего разглядеть не успел. Придя из рейса, я стал показывать специалистам-биологам фотографию загадочного существа. Один из них сказал, что это глубоководный плавающий осьминог. Больше плавающие осьминоги ни мне, ни моим товарищам-гидронавтам не встречались, и неважного качества фотография этого симпатичного существа так и осталась в моем фотоархиве единственной.
