Как это ни странно звучит, но, возможно, тому невольно поспособствовал и сам бывший комдив 150-й. А конкретнее, его письмо, которое в конце 1971г. генерал-лейтенант отправил Жукову. В своем послании Шатилов поправлял маршала, утверждая, что основная роль во взятии Рейхстага принадлежала только дивизии, которой командовал он. Г. Жуков в своем ответе от 5.12.71 написал: «Я очень сожалею, что Вы так больно реагируете на включение в мою книгу „Воспоминания и размышления“ 171-й дивизии (полковника Негоды). О том, что 171-я дивизия билась за район Рейхстага и участвовала в захвате самого Рейхстага, описано правильно. При описании боев за Рейхстаг я и издательство руководствовались приказом Военного совета 1-го Белорусского фронта, копию которого я Вам посылаю. В этом приказе, п.3, как видите, стоит 171-я дивизия, а затем 150-я…»
[152]
После ответа Шатилову Жуков немедленно отправил в издательство АПН, где шла работа над вторым изданием его книги, записку. Вот о чем он просил в ней редактора А. Миркину: «Уважаемая Анна Давыдовна! Для окончательного убеждения генерала Шатилова и его боевых соратников прошу Вас боевое распоряжение командира корпуса Переверткина поместить в текст о взятии Рейхстага. Думаю, что лучше всего поместить выше изложения хода боя за Рейхстаг… »
Видимо, тогда же при уточнении обстоятельств данного эпизода Жуков снял для себя все связанные с его правдоподобностью вопросы. Жуковское отточие при цитировании собственного 20-летней давности приказа № 6 – красноречивое тому свидетельство. Единственное, чего самостоятельно он уже не мог установить, – точное время действительного взятия и водружения. Да и кто ему это позволил бы?
Опять «14.25»
Тихое, но совершенно отчетливое возвращение брежневского руководства к историографии сталинской поры стало главным фактором возрождения и зафиксированных в нем мифов. Тихая ревизия правды об обстоятельствах взятия Рейхстага, начатая еще с пересмотра итогов совещания его участников в ноябре 1961 г ., то есть еще при Хрущеве, позволила Шатилову и его единомышленникам довольно быстро снова вернуть события к старому, лишь несколько модернизированному сценарию.
В конце апреля 1965 г . с разницей в два дня в газетах «Комсомольская правда» и «Красная звезда» появились статьи Шатилова. А в следующем, 1966 г . вышло и первое издание мемуаров генерал-лейтенанта «Знамя над Рейхстагом». Книга затем переиздавалась дважды. Последнее вышло в свет в 1975 г . Тогда же – к юбилею 30-летия Победы – Шатилов напечатал брошюру «Знаменосцы штурмуют Рейхстаг». И наконец, в 1985 г . – уже к 40-летию Победы – появилась еще одна его книга «В боях рожденное знамя». Во всех статьях и книгах Шатилова все по-прежнему крутилось вокруг «победной атаки в 14.25». Но урок совещания 1961 г . все же был усвоен. По сравнению со своими прежними утверждениями и хранящимися в Центральном архиве Минобороны докладами генерал в своих мемуарах «Знамя над Рейхстагом» сдвинул миссию Егорова и Кантарии на «после 19.00 по местному времени». А в 14.25 «запускает» в Рейхстаг роты И. Съянова, П. Греченкова и взвод С. Сорокина, разведчикам которого – красноармейцу Г. Булатову и другим – «поручено водрузить над Рейхстагом полковой красный флаг»
[153]. Дальнейшее, по описанию Шатилова, он узнает из докладов Плеходанова и Зинченко. Именно они сообщают ему о том, что группы Греченкова – Сорокина (с южного или «депутатского» входа) и рота Съянова (через главный вход) ворвались в Рейхстаг
[154]. Ворваться-то ворвались, подчеркивает во всех трех изданиях автор, да оказались отрезанными: связи с ними не было, и долгое время никто не знал, какая там обстановка.
Понятно, что после таких ссылок на доклады двух подчиненных ему полковников и отсутствие связи, есть на кого, в случае чего, списать «некоторые неизбежные неточности». А на хранящийся в архиве доклад самого Шатилова с совершенно иными данными ведь можно не ссылаться. Генерал и не ссылается.
Правда, при этом все же забывает о собственной «неточности». И в более поздней по времени выхода брошюре «Знаменосцы штурмуют Рейхстаг» вдруг «восстанавливает связь», ибо в тексте появляются фразы: «С большим трудом удавалось подбрасывать отрезанным в Рейхстаге ротам пополнение, боеприпасы, медикаменты»; «сведения из Рейхстага мы получали довольно хорошие». И даже раненых из Рейхстага выносили в мед-санбат
[155].
Версия с «ворвавшейся в 14.25 в Рейхстаг и отрезанной там передовой группой» оказалась не чуждой и для Ф. Зинченко. Напомним, что он еще в 1948 г . излагал ее в сборнике «Штурм Рейхстага». Правда, у бывшего командира 756-го полка в роли «отрезанных» оказывались батальоны Неустроева и Давыдова. Но в целом эта 20-летней давности задумка Зинченко вполне соответствовала «новой» версии бывшего комдива. Однако и в своих опубликованных в 1978 г . на украинском языке воспоминаниях «Они штурмовали Рейхстаг», и в вышедшей в 1983г. на русском языке книге «Герои штурмуют Рейхстаг» Ф. Зинченко нога в ногу за генералом все же не пошел. Было ли это потому, что версия Шатилова выставляла его в качестве возможного первоисточника преждевременного доклада, или бывший комполка сделал свои собственные выводы после совещания 1961 г . – сегодня остается только гадать. Но факт остается фактом: Ф. Зинченко в своей последней книге поведал, как в середине дня 30 апреля 1945 г . совершенно объективно докладывал генералу Шатилову, что в Рейхстаге ни одного нашего солдата нет. И утверждал свою собственную версию, более, нежели шатиловская, вписывающуюся в данные шеститомника «История Великой Отечественной войны». Согласно ей, в 17.50 в здание германского парламента ворвалась рота Съянова. Егоров и Кантария, сообщает автор, выбрались на крышу, когда «время уже перевалило за 22 часа». («Солнце зашло за горизонт, но было еще довольно светло…») И далее проникновенно описал самое главное: «Вражеские пули посвистывали вокруг, одна из них вонзилась в древко знамени, расщепив его. У Егорова были прострелены брюки, у Кантарии – пилотка. Но и в этот момент они не дрогнули, не отступили, мужественно прошли эти последние метры и исполнили свой долг»
[156].
В том же 1978 г . и в унисон с двумя предыдущими авторами вышла книга Ф. Лисицына «В те грозные годы». У него также днем 30.04.45 в Рейхстаг врывалась группа советских воинов численностью чуть более 100 человек во главе с К. Гусевым. А уж затем подоспевшие с основными силами М. Егоров и М. Кантария «в ночь с 30 апреля на 1 мая», что, в общем-то, соответствовало действительности – «быстро и ловко взобрались на купол» и водрузили на нем «Знамя Военного совета армии»
[157]. На самом деле с крыши на купол они перенесли его только во второй половине 2 мая.
