Дальнейшие детали – как его подбитые танки сначала перегородили проезжую часть единственной среди пойменных болот и насквозь простреливаемой противником дороги на Зеелов, а потом закупорили и кюветы; как маневрировали командиры уцелевших машин на крутых зееловских склонах, стараясь вскарабкаться на них уступом и тем самым неминуемо подставляясь уязвимой бортовой броней, – обо всем этом командарм распространяться не стал. А лишь подвел печальный для своего соединения итог первого дня наступления: «…Ведь у меня погибли 8 тыс. танкистов, 4 командира бригад, 22 комбата, несколько командиров полков, две сотни танков…»
[32]
Не многовато ли после нанесения по врагу «удара невиданной силы»?
И все же вторую полосу немецкой обороны после мощнейшей артиллерийской и авиационной подготовки удалось прорвать. Но только лишь к исходу следующего дня, то есть 17 апреля. При взятии Зеелова особенно отличился один из корпусов танковой армии Катукова. Отличился как раз нестандартными, маневренными действиями. Углядев возможность прорваться по линии железной дороги, рассекавшей Зееловские высоты километрах в пяти севернее города, командир корпуса генерал Бабаджанян основными силами отвлек внимание противника, а отдельную бригаду прямо по железнодорожной насыпи бросил в прорыв, с заходом в тылы вражеских боевых порядков…
В этот же день «именинником» стало и другое соединение армии Катукова – приданный ему танковый корпус под командованием генерала И. Ющука. Впрочем, основную работу для последнего сделали гвардейцы 2-й танковой армии С. Богданова, которые вместе с 3-й ударной армией, с входящей в ее состав 150-й дивизией, наступали гораздо севернее. Чтобы хоть как-то сдержать мощно напиравших «богдановцев», немцы срочно перебросили им навстречу с соседнего участка дивизию.
В результате на какое-то время в сплошной обороне противника образовалась щель. Вот в эту-то щель и успел вклиниться корпус Ющука…
«Цветочки» в штабах и «ягодки» на полях
Нешаблонные действия танкистов имели, очевидно, важные и далеко идущие положительные последствия для всей операции. Но для командующего фронтом, явно рассчитывающего на большее, данный успех был сущей малостью. Ведь шел уже второй день операции. А решающие события и накал сражения лишь только подходили к высшей точке. По справедливости, образовавшуюся задержку Г. Жуков должен был бы записать на свой счет. Ведь по первоначальному плану Ставки ВГК, имея в распоряжении фронта два мощных «бронированных кулака», он достаточно оперативно мог решить задачу обхода Берлина с севера, по менее укрепленным районам. Но, добившись своего от Верховного, маршал эти «кулаки» сам же и «растопырил». По северному маршруту он направил только одну танковую армию – 2-ю Гвардейскую под командованием генерал-полковника С. Богданова. Первой же, той самой Гвардейской М. Катукова, приказал действовать в обход Берлина южнее. Не потому ли, что на подходе к германской столице она – кроме всего прочего – как бы «подсекала» дорогу главному жуковскому сопернику – соединениям 1-го Украинского фронта маршала И. Конева?
Но до Берлина – даже по прямой, длина которой составляла примерно 60 км , надо было еще дойти. А пока сила первого танкового удара уже была «ополовинена». В результате сама по себе мощная, но брошенная на труднопроходимые для техники высоты танковая армия Катукова с трудом и потерями продиралась сквозь густые боевые порядки противника, в то время как усилия всей подвижной фронтовой группы разобщились и ограничились в маневре.
Неужели Г. Жуков, по всеобщему признанию один из самых выдающихся в годы Великой Отечественной войны наших военачальников, таких последствий не предвидел?
Да, конечно, предвидел. Но только отчасти. Иначе не стал бы в 1966 г . (задумку эту маршал вскрыл 13 августа 1966г. в редакции «Военно-исторического журнала») оправдываться, что-де считал: «…чем больше мы втянем резервов противника, уничтожим их в открытом поле, тем легче удастся взять Берлин».
Лукавил маршал! И тогда, когда двадцать лет после войны делал это признание. И особенно весной 45-го, когда отправлял танки и пехоту прямиком в «чистое поле», почему-то «украшенное» Зееловскими высотами и тремя поясами мощнейшей обороны.
Гораздо откровеннее оказался второй по рангу военачальник 1-го Белорусского фронта – член Военного совета, генерал-лейтенант К. Ф. Телегин, который все на той же конференции 1946 г . честно признал: «Мы знали, что вывод танковых войск на оперативный простор осуществить будет почти невозможно. Было решено ввести все танковые войска, чтобы задавить противника массой техники, уничтожить максимум сил и средств его, деморализовать его и тем самым облегчить задачу взятия Берлина… Да, мы считались с тем, что придется при этом понести потери в танках, но знали, что даже если потеряем и половину, то все же еще до 2 тыс. бронеединиц мы введем в Берлин, и этого будет достаточно, чтобы взять его…»
[33]
Конечно, легких и абсолютно бескровных побед не бывает. Особенно когда большие потери планируются заранее. Сначала вроде бы «в бронеединицах». А потом, оказывается, в безвозвратных и санитарных потерях…
Но ведь и тезис о почти стопроцентной «невозможности вывода танков на оперативный простор» оказался неверным. Как показал весь дальнейший ход Берлинской операции, прав был не Жуков, а авторы первоначального плана Ставки. Именно северные подходы к Берлину оказались наиболее пробиваемыми. Не случайно двигавшиеся по этому северному обходному направлению танковая армия Богданова, 3-я ударная армия генерала Кузнецова с приданной ей 136-й артбригадой продвигались к Берлину быстрее других.
Кто ищет, тот всегда найдет
Правда, до выхода на тот самый «труднодостижимый оперативный простор» дивизиям и полкам армии Кузнецова пришлось эту «привилегию» завоевывать в труднейших боях.
Хотя первые линии обороны противника со всеми промежуточными и отсеченными позициями были прорваны, гитлеровцы, предварительно подтянув из глубины обороны свежие резервы и тяжелую артиллерию, успевали закрепиться на новых рубежах – как рукотворных, так и естественных.
На пути 150-й дивизии такой естественной преградой оказался канал Фридляндер-Штром. Накануне выскочившие к нему передовые подразделения полка Зинченко с ходу канал преодолеть не смогли. А ведь по ситуации главная цель атаки – город Кунерсдорф, который по замыслу Верховного командования они должны были взять еще накануне днем, находился как раз в двух километрах за каналом. Еще совсем недавно этот городок, живописно расположившийся на поросших лесом высотах, конечно же, был обыкновенным мирным населенным пунктом. Но теперь он смотрел на наших бойцов черными зрачками амбразур многочисленных дотов, дзотов, укрытых железобетонными колпаками пулеметных гнезд.
И перекрывал своей смертоносной системой огня выход из приодерской поймы всему корпусу.
Не знаю, какая выдержка потребовалась Зинченко, чтобы не пороть горячку, а подумать, поискать такое решение, которое бы позволило, невзирая на отсутствие спецсредств, перебросить полк через водную преграду и как можно быстрее – дабы не дать противнику возможность легко расстрелять наступающие цепи – сблизиться с ним на дистанцию рукопашного боя…
