За исключением сдвига во времени (до окончания нашей артподготовки в 21.30 вряд ли можно было целым и невредимым добраться до Рейхстага), все остальное вполне согласуется с рассказом других непосредственных участников штурма. И в первую очередь разведчиков из группы Макова. Поэтому вернемся к тому моменту в рассказе М. Минина, когда они, неожиданно обнаружив на ступеньках Рейхстага одинокого бойца, предложили ему двигаться вместе к парадному входу.
«Массивная двухстворчатая дверь, в которую можно было въехать на машине, оказалась запертой. Справа и слева от нее дверные проемы были замурованы кирпичом. Возле нас вскоре скопилось до взвода солдат. Пытались дружно подналечь плечом, бить ногами и прикладами, но дверь не поддавалась. У входа образовалась небольшая заминка, во время которой мы с Бобровым успели прикрепить к стене то Красное знамя, которое вручили нам в нашей артбригаде. Получалось, что по времени это было где-то 22.10—22.15.
Конечно, прикреплять кусок полотна в темноте и крайне нервозной обстановке к вертикальной стене было не так-то просто. Но с помощью Боброва, который откуда-то притащил трехметровую лестницу, я забрался повыше. И, нашарив руками в кирпичной кладке узкую щель, защемил в нем угол красного полотна».
Вслед за Мининым свои флаги у главного входа стали пристраивать и другие бойцы. В том числе и Кошкарбаев с помогавшими ему разведчиками капитана Сорокина.
Однако долго этим заниматься было нельзя. С каждой минутой фактор внезапности таял. В Рейхстаг следовало врываться не мешкая, пока на первом и втором этажах оставались лишь наблюдатели, а загнанный артобстрелом в подвалы гарнизон еще не успел подняться.
Пока это обстоятельство наилучшим образом использовали разведчики Макова и присоединившиеся к ним у главного входа воины других передовых групп. Однако следовавшие за ними основные силы батальонов уже столкнулись с тем, что встречный огонь из окон Рейхстага каждую минуту становился все плотнее и плотнее. Хорошо хоть, что те, кто оказался у его стен, был уже вне зоны досягаемости вражеских пуль.
Теперь главной задачей авангардной группы было пробить дверь. Но чем?
Опять самым находчивым оказался Загитов. Он вспомнил, что, когда с ребятами подбегал к лестнице, чуть не споткнулся о валявшееся возле первых ступенек довольно увесистое бревно.
Вот его-то Гизи и предложил использовать в качестве тарана. Маков сразу же одобрил эту инициативу. Загитов и Лисименко бегом отправились за бревном. И уже через несколько минут подтащили его к двери. Раскачивали свой «таран» вдесятером. А направлял его в створку стоящий впереди Загитов. После нескольких мощных ударов створки распахнулись. А Гизи, как стоял первым, так первым вместе с бревном и влетел в темные недра Рейхстага.
30 апреля. Ночь. «Мы рвемся к вершине, ни шагу назад!»
Четверо суток шла к этому мгновению группа капитана Макова. Четверо суток с боями, в разведке шаг за шагом пробивались – где самостоятельно, а где с бойцами Неустроева, где ползком, а где перебежками – к моменту, когда можно будет достать спрятанное на груди у младшего сержанта Минина полотнище, чтобы развернуть и закрепить его на Рейхстаге. А ведь на каждом метре этого заключительного отрезка их долгого фронтового пути жестоко переменчивая военная судьба могла и отвернуться. И тогда пришлось бы вытаскивать не красный флаг из-за пазухи, а последний патрон из нагрудного кармана.
Где к тому же ждала своего черного часа предсмертная записка домой…
Но они дошли. И оказались на черте рейхстаговского порога. Теперь оставалось совсем немного – всего два с половиной этажа. Но какими ответственными, какими тяжелыми обещали стать эти последние ступени, ведущие к покорению самой главной на войне высоты, имя которой – Победа.
Так – или примерно так – можно было бы описать их чувства у подножия этой высоты. Но только постфактум. Потому что в суровой на тот момент действительности надо было думать совсем о другом. Причем быстро думать. И сразу же, почти одновременно действовать.
Следует признать, что и тут маковцы, а вместе с ними и другие дошедшие до Рейхстага, оказались на высоте.
…Потому что сразу же взялись за самое в данные минуты важное. Пока враг не опомнился, пока в наземных помещениях Рейхстага находились незначительные силы противника, следовало захватывать помещения первого этажа, и если не полностью блокировать, то хотя бы максимально затруднить выход основной части гарнизона из подвалов. В очень сложной обстановке ночного боя в незнакомом помещении, да еще в перемешанном, лишенном привычного управления составе командование на себя взяли те командиры, которые оказались в авангардной группе. Это были капитан Маков, офицеры из Зинченкоского батальона – замполит А. Берест и начштаба И. Гусев, агитатор политотдела 150-й дивизии капитан И. Матвеев и еще несколько человек. По их командам первое, что стали делать ворвавшиеся в здание бойцы, – это забрасывать гранатами коридоры и выходы из подземелья. Ориентироваться в кромешной темноте приходилось, в основном, по вспышкам автоматных очередей. Маков распределял бойцов с пулеметами по точкам, чтобы те пресекали малейшее появление немцев из подвалов короткими прицельными очередями, когда к нему подбежал Алексей Бобров. Поскольку капитан Маков воспоминаний после себя не оставил, сошлюсь далее на документальную запись его рассказа в радиопередаче журналистки Анненской. Вот что он поведал относительно распоряжения, которое отдал своей группе в первые же минуты нахождения в Рейхстаге: «Меня разыскал Лешка Бобров. Я говорю ему: „Давай быстренько собери ребят и Минина сюда!“ Минин прибежал ко мне, запыхался. Я говорю: „Миша, я сейчас дам вам пехотинцев, человек семь. Пробивайтесь наверх! Надо выполнять основное боевое задание! – И мои ребята ушли… “
Шансов в такой кромешной темноте, в совершенно незнакомом помещении, без плана найти нужный выход на крышу было не так уж и много. Но сразу же выручило то, что у предусмотрительного Загитова оказался ручной трофейный фонарик. Именно он, подсвечивая дорогу, обнаружил слева от входа дверь, а за ней ведущую наверх лестницу, которая во многих местах была разрушена. Так что пришлось пробираться через проломы, ориентируясь на сигналы Загитова. Снова вернусь к воспоминаниям М. П. Минина: «Ринулись по лестнице. Впереди Загитов. Я от него только слышу: „Миша, за мной! Миша, за мной!“ Дальше Лисименко, Бобров… Мы не знали, что нас впереди ждет, что с нами будет. Но такое было настроение, такая приподнятость духа, что мы попросту забыли об опасности. Но сказывалось, что мы были из одного дивизиона, знали друг друга много лет. И поэтому действовали слаженно, с головой. Все коридоры, которые выходили на лестницу, забрасывали гранатами Ф-1 и прочесывали автоматными очередями. Мы уже были на втором этаже, когда снизу на помощь нам уже устремились многие воины из стрелковых подразделений. Часть из них сразу же залегла у входов в коридоры, чтобы не допустить проникновения противника на лестницу, а остальные бежали с нами наверх.
По пути я случайно наткнулся на торчащую из стенки тонкостенную трубку. Сильно рванул ее на себя, и она легко отломилась. «Сгодится в качестве древка знамени», – подумал я.
