Чтобы проиллюстрировать последнее утверждение, обратимся к изучению индоевропейской культуры и религии. В этой области сравнение обычаев и верований может привести нас только к неким усредненным величинам, с помощью которых невозможно охарактеризовать определенное общество. Различные школы социологов найдут в результатах такого сравнительного анализа основания приписать индоевропейцам свои собственные представления. Например, описание мистической энергии, называемой меланезийцами mana, может различаться как воплощение божественной мощи у римлян и литовцев или же как сила maya, присущая божеству типа Варуны, ее же можно рассматривать и как чары Одина. Сторонник анимистических верований найдет подтверждения почитания ими духов предков, который выражался в культе мертвых, существование которого так убедительно доказал Шредер. Следует признать, что вера в магические силы и духов играла определенную роль в религии индоевропейцев, как, впрочем, и у других первобытных народов. Поэтому их нельзя рассматривать как присущие исключительно индоевропейским народам.
Но данные сравнительного языкознания позволяют признать, что в религии индоевропейцев, помимо магии и анимистических верований, были и более важные персонажи – реальные боги. По всей видимости, индоевропейцы более или менее персонифицировали и индивидуализировали небожителей, которых они называли daevos, «яркие существа». Среди них было по крайней мере одно божество с антропоморфным обликом, Dyeus pater, Небесный Отец. Он, вероятно, был до некоторой степени племенным или даже общеиндоевропейским божеством. Он сохраняет ведущую роль у греков и римлян; на Востоке в доведические времена его место занял Варуна, тогда как в Ригведе он уступает воинственному Индре, а в послеведическую эпоху Индра, в свою очередь, уступает место Вишне и Рудре. Культы других божеств прослеживаются менее отчетливо. Варуну можно сопоставить с Oύpαvóς, и различия в функциях этого божества и Dyeus, ясно прослеживаемые в Индии и Греции, могут указывать на наличие в древности у Отца Неба соперника. Воинственные боги грозы (Marutah и Mavors) и богини Рассвета (Usas, 'Hως) относятся к числу наиболее гипотетических божеств. Небесные Близнецы (Asvinau, Dioscuri), связанные как с искусством верховой езды, так и мореплавания, наделены подобными чертами в ведических гимнах, в гимнах Гомера и в архаичных литовских песнопениях, так что существование их культа в первобытный период кажется автору вполне вероятным. С другой стороны, никаких следов существования богини Земли, которая могла быть супругой и спутницей Отца Неба, по данным палеолингвистики не прослеживается.
Открытие факта наличия этих божеств у индоевропейцев имеет, конечно, немаловажное значение. Если есть хоть доля истины в предположениях Дюркхейма, Фрейзера, Перри и других социологов, то существование у них культа персонифицированного Отца Неба является свидетельством того, что они находились на относительно высокой стадии интеллектуального развития. Произошел ли он от некоего духа или призрака, обожествленного предка или культурного героя или же был заимствован наряду с другими достижениями цивилизации из Месопотамии, он остается заметной и важной фигурой. Данные социологии позволяют утверждать, что его наличие является отражением некой формы политического единства индоевропейцев, которые поклонялись ему.
Фактически данные лингвистики свидетельствуют о том, что и социальная структура индоевропейцев претерпела некоторую эволюцию. Многие социологи утверждают, что система счета родства по женской линии всегда и везде предшествовала установлению более привычной нам патрилинейной системы. Однако в такую глубокую древность данные сравнительного языкознания заглянуть не позволяют; индоевропейские обозначения степеней родства получили исключительно широкое распространение и сохраняют замечательную однородность значений во всех лингвистических группах. Все без исключения они обозначают степени родства по мужской линии. Мы можем сделать однозначный вывод, что семья у индоевропейцев была патрилинейной и патриархальной. Вероятно, в свете выражения «братские жены» мы можем сделать вывод, что это было большое объединение, совокупность нескольких поколений, живших вместе под началом самого старшего представителя по мужской линии или «отца семейства» под одной крышей типа общего домашнего хозяйства (zadruga) у балканских славян, или же если это была группа кочевого населения, то они управляли ею как библейские патриархи.
Для более точной классификации у нас не хватает данных. Набор значений слов от корня uik – «входить», которое колеблется от «семейства» до «деревни» или «района», может указывать на наличие у индоевропейцев некоторой разновидности местного самоуправления. Возможно, это были территориальные кланы, сформировавшиеся на основе больших семейств; хотя подобный принцип организации общества несовместим с кочевым образом жизни, все же не ясно, связывали ли такую группу с определенным районом занятия сельским хозяйством, или же речь должна идти только о совместном владении пастбищами. Точно такие же проблемы возникают перед нами, если мы обратимся к словам типа sebh и genos, которые, возможно, следует переводить как «родство» и «племя». Не исключено, что над патриархальной семьей или кланом стоял племенной или другой вождь, который считался как бы земным воплощением высшего божества. Однако в индоевропейских языках существовал корень reg, производные от которого обозначают такое понятие, как «верховный правитель» у индийцев, италиков и кельтов. Таким образом, индоевропейская религия и общество относятся к той стадии развития, которая, может быть, еще и не достигла особых высот, но она не так уж и примитивна, как это можно было бы предполагать.
Если мы обратимся к вопросу о материальной культуре этого общества, подобные выводы получают поддержку, а область наших поисков суживается во времени. Сразу становится ясно, что индоевропейцев еще не было в эпоху палеолита или древнекаменного века. Поэтому нам не обязательно углубляться в столь давние времена, которые предшествовали современной геологической эпохе. Эпоха палеолита охватывает четвертичный период и в Европе завершается примерно в то время, когда ледники наконец отступили с территории Франции и Северной Германии. Население того периода занималось в основном собирательством и охотой. Такие способы ведения хозяйства, как разведение домашних животных и выращивание злаков, впервые появляются только в эпоху неолита, или новокаменного века.
Теперь не вызывает сомнения, что у индоевропейцев были домашние животные. Не только обозначения для собак, рогатого скота, овец и лошадей и, возможно, также коз, свиней, уток и гусей совпадают во многих индоевропейских языках, но также и обозначения для «мерина»; наличие терминов, обозначающих особей мужского и женского пола, свидетельствуют об их знакомстве с животноводством. Имеются также слова для обозначения масла и, возможно, процесса доения, но, что весьма любопытно, не для молока. Данные сравнительной этнографии совершенно ясно свидетельствуют о том, что рогатый скот играл важную роль в хозяйстве индоевропейцев. У индийцев ведических времен, иранцев эпохи создания Авесты, греков гомеровских времен, римлян, кельтов, германцев и у славян рогатый скот считался основным источником богатства. Данные лингвистики свидетельствуют о том, что рогатый скот служил эквивалентом ценности у римлян и англосаксов (pecunia, feoh), а у ранних индийцев слово «битва» (gavisti) в буквальном переводе означает «борьба за коров». И в гимнах Зороастра Дух Коров персонифицирует арийскую справедливость в диалоге. Тот же самый аргумент показывает, что индоевропейцы одомашнили лошадь, которую они называли «быстрой». Лошадь действительно выступает как чисто арийское животное в ранней истории Месопотамии, в Ведах и у Гомера; в Иране Дарий в первую очередь хвастался тем, что сделал свою землю «богатой лошадьми» («uvaspa»), а затем уже упоминал, что она «богата людьми» («uvamartiya»). По всей вероятности, индоевропейцы имели также специальные слова для обозначения женских особей у животных (asva, equa, aszwa), и Фейст отмечает, что очень часто индоевропейские личные имена в Индии, Иране, Греции и Галлии содержат в себе в качестве компонента слово «лошадь». С другой стороны, тот факт, что индоевропейцы смогли приручить также и свинью, отрицается Шредером; в самых древних индийских и иранских источниках встречается только термин для обозначения дикого кабана.
