В.: Последний параграф вашего комментария. Вы говорите: «Когда господин Абрамович вернулся в Россию без наших подписей — это по контракту ОРТ, — господин Путин понял, что ему необходимо усилить давление, чтобы заставить нас продать. И после этого, на следующий день, 7 декабря, был арестован господин Глушков». Вы здесь говорите: «Из-за встречи в Ле Бурже арестовали Глушкова на следующее утро».
О.: Вы совершенно правы. Госпожа судья, я хочу отдельно прокомментировать, чтобы это было понятнее. Это именно так, именно так, оперировал КГБ. Сначала они организуют «маски-шоу», они выказывают свою силу, свою власть, влияние. Потом, значит, 6-го Абрамович приезжает к нам, чтобы нас подтолкнуть подписать документы, и Владимир Владимирович Путин ждет его отчета, чтобы Абрамович ему отчитался. И 7-го, поскольку мы четкого ответа Абрамовичу не дали, арестовывают Николая Глушкова. Просто понять, насколько я об этом волновался… Я напрямую спросил господина Абрамовича: «Рома, скажи мне, могут Николая арестовать?» Роман сказал: «Думаю, нет. Думаю, нет. Нет, это маловероятно». Это значит… это типичные способы действия КГБ, все их знают из классических детективов, из классических книг. Сначала угроза, потом переговоры, переговоры безуспешные, еще одна угроза. Вот я так это понимаю, простите.
В.: Господин Абрамович имел какой-то черновик, проект договора по продаже ОРТ в Ле Бурже для вашей подписи?
О.: Я ничего не видел из того, что было у Абрамовича. Они с Бадри все обсуждали. И они обсуждали то, что все уже почти готово.
В.: То есть у него не было проекта.
О.: Да, но он настаивал: «Давайте что-то подпишем».
В.: Он показывает, что у него не было договора с собой на подпись.
О.: Нет-нет-нет.
В.: Но если у него не было договора на подпись, естественно, он не мог вас заставлять что-то подписать на встрече в Ле Бурже, не так ли? Господин Абрамович вас никогда не просил какой-то конкретный документ подписать в Ле Бурже, не так ли?
О.: Конкретный — нет, но смысл того, что он просил подписать, абсолютно ясен, потому что он должен был отчитаться Путину, что мы продали, что мы подписали сделку. В этом весь смысл: подписать что угодно.
В.: Следующий момент, о котором я хочу вас спросить, это ваше предположение о том, что, поскольку что-то не было подписано в Ле Бурже, был арестован Глушков. Как я понимаю из того, что вы сказали несколько минут назад, что вы сами заключили из последовательности дат: ваша встреча, сначала рейд, потом встреча, потом арест 7-го.
О.: Да, вы совершенно правы. Я четко понимаю, что Абрамович хотел получить ясный ответ, четкое понимание, что мы финализировали сделку, и он этого не получил. И после этого он несколько раз по этой причине упомянул: «Мне нужно отчитаться перед Владимиром Владимировичем». Это значит, убедить нас завершить сделку, и он этого не получил. И на следующий день они арестовывают господина Глушкова. Я напрямую спросил Абрамовича: «Что ты думаешь о Николае, он мог быть арестован?» Потому что я стал волноваться об этом, я просчитал.
В.: Да, но за пять недель, ко времени встречи в Ле Бурже, вы знали, что Глушкова собирались арестовать?
О.: Нет, я знал, что его могли арестовать, он принял на себя этот риск. У вас будет шанс допросить господина Глушкова. Да, я посоветовал ему уехать из России, и он отказался, он в это не верил. Я верил в это, потому что думал, что я знал этих людей лучше, именно поэтому я уехал из России.
В.: Когда вы покинули Россию, вы посоветовали господину Глушкову, чтобы он тоже уехал, не так ли?
О.: Да, мы это с ним обсуждали. Он уже немолодой человек, и он сделал свой личный выбор, но я с ним это обсуждал.
В.: То есть вы ожидали, когда вы уехали, что его могут арестовать?
О.: Я думал, что его могут арестовать, да.
В.: Но событие, которое подтолкнуло вас к тому, чтобы покинуть Россию, — это то, что 30 октября вы узнали, что вас вызывают в Генпрокуратуру 13 ноября, не так ли?
О.: Нет, основная причина была та, что, как я вчера упомянул, президент России, господин Путин, сказал, что у него была в руке дубина, чтобы дать мне по голове. И это гораздо более опасно, чем другая причина.
Совершенно четко ясно, после этого Генпрокуратура стала действовать именно таким образом, они очень хорошо знают, как давление наращивать. Они отобрали мой дом, который я снимал много лет, где я жил с семьей, где дети мои жили, потом они стали другие какие-то вещи делать, и уже не помню, я это все записал в показаниях, как они это давление усиливали. Они опять открыли расследование, они стали вызывать меня в Генпрокуратуру, и, наконец, они вручили мне ордер на арест, но это произошло немного позже.
Нет, вернее, не вручили мне, а выдали ордер на мой арест. Да, в ноябре 2000 года меня вызвали на допрос в Генпрокуратуру. Но в тот момент я уже был за границей.
В.: 30 октября заместитель генпрокурора господин Колмогоров заявил в интервью по телевизору в России, что вас обвиняют в мошенничестве, связанном с «Аэрофлотом», не так ли? Это было объявлено 30-го… Когда господин Колмогоров дал это интервью, он также сказал, что он предлагал обвинить господина Глушкова. Таким образом, вы знали во время встречи в Ле Бурже уже в течение пяти недель, что не только вас, но и господина Глушкова собираются преследовать уголовно?
О.: Да, я знал.
В.: И если они обвиняют господина Глушкова, это значит, что они собирались его арестовать, не так ли?
О.: Но вы же знаете практику действия российского КГБ… Если они приглашают кого-то… вызывают кого-то на допрос, обычная практика, что в тот же день человека арестовывают. И я действительно волновался, что Глушков, с одной стороны, не последовал моему совету, и он понимал, что он может стать заложником. Вот об этом я волновался.
В.: В середине ноября ваша газета «Коммерсантъ» напечатала материал о том, когда господина Глушкова должны были арестовать. Вы помните это?
О.: Я сейчас в точности это не помню.
В.: Во время встречи в Ле Бурже вы и все остальные, приближенные к господину Глушкову, уже знали, не так ли, что дата, установленная на допрос господина Глушкова в Генпрокуратуре, была 7 декабря, не так ли?
О.: Да.
В.: И я предполагаю, что вы также знали, что господину Глушкову дал понять друг в секретных службах, что это может произойти. Так он говорит в своих показаниях.
О.: Но тут очень-очень важный момент, детали очень важны, поскольку я знаю, что Глушков, он в костюме пришел на допрос, он не пришел с сумкой, готовый идти в тюрьму, это очень важно. Когда Бадри с Патрушевым встречался, когда его пригласили, когда они его пригласили прийти вместе к президенту на встречу, вы помните, госпожа судья, мы обсуждали, он взял с собой свитер, он взял с собой тренировочные брюки, он готовился к тому, что его арестуют. А Глушков не был готов к тому, что его арестуют.
В.: Но пока что вы даете два ответа на этот вопрос; один раз вы сказали, что вы знали, что его собирались арестовать 7-го, а сейчас вы говорите, что не знали.
