– Господи, молодой человек, с радостью бы сказала! Но я ничего не смыслю в машинах. Убийство, вот как? В этом городе люди ежеминутно подвергаются опасности. Двадцать два года назад, когда я только приехала сюда, мы почти не запирали дверей. А теперь, как я слышала, гангстеры, продажные полицейские и политиканы палят друг в друга из пулеметов. Это возмутительно, молодой человек, вот что я вам скажу.
– Несомненно. Что вы знаете о миссис Флориан?
Маленький рот скривился.
– Мы с ней почти не разговариваем. Она до поздней ночи крутит радио. Поет. Не общается ни с кем. – Старушка чуть подалась ко мне. – Я не уверена, но, кажется, она выпивает.
– Часто у нее бывают гости?
– Гостей у нее не бывает совсем.
– Вам, конечно, это известно, миссис…
– Миссис Моррисон. Господи, само собой! Что мне еще делать, как не смотреть в окна?
– Держу пари, это интересно. Миссис Флориан живет здесь давно?
– Лет десять, наверное. Раньше у нее был муж. Мне казалось, что скверный. Он умер. – Старушка умолкла и задумалась. – Кажется, естественной смертью.
– Он оставил ей деньги?
Глаза старушки отдалились от меня, за ними последовал подбородок. Ноздри с силой потянули воздух.
– Вы пили виски, – ледяным тоном заявила она.
– Мне только что выдернули зуб. Виски дал мне врач.
– Я не одобряю спиртного.
– Конечно, виски – скверная вещь, разве что как лекарство.
– Я не одобряю его и как лекарство.
– Должно быть, вы правы, – сказал я. – Оставил он ей деньги? Ее муж?
– Не знаю.
Рот старушки был величиной со сливу и таким же гладким. Я потерпел неудачу.
– Приходил к ней кто-нибудь после ухода полицейских?
– Не видела.
– Большое спасибо, миссис Моррисон. Не буду больше докучать вам. Вы были очень любезны и очень мне помогли.
Я вышел из комнаты и открыл дверь на улицу. Старушка последовала за мной, откашлялась и еще несколько раз щелкнула зубами.
– По какому телефону мне звонить? – спросила она немного помягче.
– Юниверсити четыре – пятьдесят ноль ноль. Спросите лейтенанта Налти. А на что живет миссис Флориан – на пособие?
– Здесь никто не живет на пособие, – холодно сказала она.
– Держу пари, эта вещь когда-то вызывала зависть в Сиу-Фоллз, – сказал я, глядя на резной буфет, стоящий в коридоре, потому что явно не помещался в столовой. Весь в инкрустациях, с закругленными углами, тонкими резными ножками, на дверце рисунок – корзина с фруктами.
– В Мейсон-Сити, – негромко ответила старушка. – Да, сэр, когда-то у нас был замечательный дом, у меня и у Джорджа. Там было гораздо лучше.
Я шагнул за порог и поблагодарил ее еще раз. Она уже улыбалась. Улыбка была резкой, как и взгляд.
– Первого числа каждого месяца ей приходят заказные письма, – внезапно сказала старушка.
Я повернулся и замер. Она придвинулась ко мне:
– Почтальон подходит к двери и зовет ее расписаться. Потом она одевается и уходит. Возвращается поздно. Поет чуть ли не до утра. Мне иногда хотелось вызвать полицию, так громко она пела.
Я потрепал ее по тонкой, костлявой руке.
– Вы единственная на тысячу, миссис Моррисон, – сказал я, надел шляпу, коснулся ее на прощание рукой и направился к калитке.
На полпути кое-что вспомнил и обернулся. Старушка все еще стояла в двери, за ее спиной виднелась распахнутая дверь в комнату. Я подошел к крыльцу:
– Завтра первое число. Первое апреля. День весенних обманов. Постарайтесь, пожалуйста, заметить, получит ли соседка свое заказное письмо.
Глаза старушки сверкнули. Она засмеялась – пронзительным старушечьим смехом.
– День весенних обманов. Может быть, и не получит.
Я ушел, а она продолжала смеяться. Звучал смех так, будто на курицу напала икота.
17
На мой стук и звонок никто не ответил. Я подергал дверь на веранду. Открыто. Подергал дверь в комнату. Не заперто. Я вошел.
Там все было прежним, даже запах джина. Трупов на полу не валялось. Грязный стакан стоял на столике возле качалки, где накануне сидела хозяйка. Приемник был выключен. Я подошел к кушетке и пошарил за подушками. К пустой бутылке прибавилась еще одна.
Я окликнул хозяйку. Никакого ответа. Потом послышалось медленное, тяжелое, похожее на стон дыхание. Я тихо прокрался в маленький коридор. Дверь в спальню была открыта, стонущий звук доносился оттуда. Я заглянул внутрь.
Миссис Флориан лежала в постели. На спине, натянув байковое одеяло до самого подбородка. Сбившаяся комьями бахрома лезла ей в рот. Узкое желтое лицо ее было вялым, полуживым. Грязные волосы разметались по подушке. Медленно открыв глаза, она поглядела на меня безо всякого выражения. В комнате стоял противный запах сна, перегара и нестираного белья. На грязно-белом письменном столе тикал дешевый будильник. Тиканье было громким, от него едва не дрожали стены. В зеркале над столом виднелось искаженное отражение лица женщины. Сундук, из которого она доставала фотографии, был до сих пор открыт.
– Добрый день, миссис Флориан, – сказал я. – Вы не заболели?
Женщина медленно сжала губы, пошевелила ими, потом облизнула их и задвигала челюстью. По глазам было видно, что она узнала меня, но отнюдь не рада мне. Голос ее звучал как заигранная пластинка.
– Вы поймали его?
– Лося?
– Ну да.
– Пока нет. Надеюсь, скоро поймаем.
Она зажмурилась, потом резко открыла глаза, словно пытаясь согнать с них пелену.
– Вам не мешало бы запереть дверь, – сказал я. – Он может вернуться.
– Думаете, я боюсь его?
– Судя по вчерашнему разговору, да.
Женщина задумалась. Эта работа оказалась для нее непосильной.
– Выпить есть?
– Нет, миссис Флориан, сегодня не принес. Деньги на исходе.
– Джин стоит дешево. А шибает крепко.
– Чуть погодя могу смотаться за ним. Значит, Мэллоя вы не боитесь.
– Чего мне пугаться его?
– Ладно. Что же тогда вас пугает?
В глазах ее вспыхнул огонек и тут же погас.
– А пошел ты. Век бы не видеть вас, фараонов.
Я ничего не ответил, прислонился к косяку, сунул в рот сигарету и попытался коснуться ею кончика носа. Это труднее, чем кажется.
– Фараонам, – медленно, словно размышляя вслух, произнесла женщина, – никогда не взять этого парня. Он умный, у него есть деньги и есть друзья. Зря теряешь время, фараон.
