Она встала и выпятила подбородок:
– Вы ляжете в постель здесь и немедленно. У меня есть свободная спальня, можете…
– Вы обещаете запереть свою дверь?
Анна покраснела и закусила губу.
– Иногда мне кажется, что вы замечательный человек, – сказала она, – а иногда, что мерзейший тип, какого я только встречала.
– Каким бы я ни был, отвезете вы меня к стоянке такси?
– Вы останетесь здесь, – резко ответила она. – Вы нездоровы.
– Не так уж я нездоров, чтобы вам не хотелось вызнать мои секреты, – едко сказал я.
Анна выбежала из комнаты так быстро, что едва не упала на ступеньках, ведущих из гостиной в коридор. Вернулась буквально сразу же в длинном фланелевом пальто поверх брючного костюма, без шляпки, ее рыжеватые волосы пылали той же яростью, что и лицо. Отперев боковую дверь, она выскочила, каблуки ее зацокали по подъездной дорожке. С легким шумом отодвинулась дверь гаража. Распахнулась и захлопнулась дверца машины. Зарокотал стартер, заработал двигатель, и за распахнутой застекленной дверью гостиной вспыхнул свет фар.
Я взял с кресла шляпу, выключил часть лампочек в люстре и увидел, что на застекленной двери пружинный замок. Перед тем как захлопнуть дверь, на миг обернулся. Славная комната. Славно было бы сидеть здесь в шлепанцах.
Я захлопнул дверь, маленькая машина остановилась возле меня, и я сел на заднее сиденье.
Анна везла меня до самого дома, злая, с плотно сжатыми губами. Гнала она как сумасшедшая. Когда я вылез у подъезда, она ледяным голосом пожелала мне спокойной ночи, развернула машину прямо посреди улицы и скрылась, прежде чем я нашарил ключи в кармане.
Дверь вестибюля запиралась в одиннадцать. Я отпер ее и прошел через вечно затхлый вестибюль к лифту. Поднялся на свой этаж. Там тускло горел свет. У служебного лифта стояли молочные бутылки. В глубине виднелась красная пожарная дверь. На ней было окошко с проволочной сеткой, пропускающее легкую струйку воздуха, не способную окончательно выветрить кухонные запахи. Я был дома, в сонном мире, безобидном, как спящий кот.
Отперев дверь своей квартиры, я вошел и, перед тем как зажечь свет, принюхался. Домашний запах, запах пыли и табачного дыма, запах мира, где жили и живут мужчины.
Я разделся и лег в постель. Мне снились кошмары, и я просыпался весь в поту. Но утром я снова был нормальным человеком.
29
Сидя в пижаме на краю кровати, я подумывал, что неплохо бы встать, однако никак не решался. Настроение у меня было паршивое, но не очень, получше, чем если бы я состоял на службе. Голова побаливала, казалась распухшей и горячей, язык был сухим, шершавым, горло сдавленным, к челюсти нельзя было прикоснуться. Но у меня случались и худшие утра.
День был серый, с густым туманом, еще прохладный, но обещавший быть теплым. Я поднялся и потер верхнюю часть живота, болевшую от рвоты. Левая нога ничего не ощущала. Пришлось ударить ею по углу кровати.
Я все еще бранился на все лады, когда в дверь раздался резкий стук, властный, вызывающий желание приоткрыть ее на два дюйма, выпалить смачное ругательство и захлопнуть снова.
Я открыл ее пошире, чем на два дюйма. Передо мной стоял лейтенант сыскного отдела Рэнделл в коричневом габардиновом костюме, мягкой фетровой шляпе, чистый, аккуратный, с неприязненным взглядом.
Он легонько толкнул дверь, и я отступил в сторону. Войдя, Рэнделл прикрыл за собой дверь и огляделся.
– Я ищу вас два дня, – сказал он, не глядя в мою сторону. Его глаза обегали комнату.
– Я болел.
Рэнделл прошел вперед легким, пружинящим шагом, его густые, тронутые сединой волосы поблескивали, шляпу он держал под мышкой, руки в карманах. Сложение для полицейского у него было не особенно мощное. Вынув одну руку из кармана, он бережно положил шляпу на кипу журналов.
– Дома вас не было, – сказал он.
– Я находился в лечебнице.
– В какой?
– Ветеринарной.
Рэнделл дернулся, словно его ударили по лицу, и побагровел:
– Не рановат ли час для подобных шуток?
Не ответив, я закурил сигарету. Сделал одну затяжку и торопливо сел на кровать.
– Таких, как вы, там не излечивают, а? – сказал Рэнделл. – Может, каталажка пошла бы вам на пользу.
– Я болел и к тому же пока не пил кофе, – сказал я. – От меня нельзя ожидать блестящего юмора.
– Я предупреждал, чтобы вы не занимались этим делом.
– Вы не Господь Бог. И даже не Иисус Христос.
Я затянулся сигаретой еще раз. Где-то внутри появилась боль, но уже не такая сильная.
– Вы не представляете, сколько неприятностей я могу вам причинить.
– Возможно.
– Знаете, почему я пока оставил вас в покое?
– Да.
– Почему же?
Рэнделл слегка подался вперед, злой, как терьер, с беспощадным взглядом, который рано или поздно появляется у всех полицейских.
– Не могли меня найти.
Он выпрямился и качнулся на каблуках. Выражение его лица смягчилось.
– Думал, вы скажете что-нибудь другое. И если б сказали, я бы двинул вас под ложечку.
– Двадцать миллионов долларов вас не испугают, но вы можете получить распоряжение от начальства.
Рэнделл тяжело задышал. Очень медленно вынул из кармана пачку сигарет и сорвал целлофановую упаковку. Сунул сигарету в рот и потянулся к журнальному столику за спичками. Пальцы его слегка дрожали. Он старательно прикурил, бросил спичку в пепельницу, а не на пол, и затянулся.
– Я дал вам по телефону один совет, – сказал он. – В четверг.
– В пятницу.
– Да, в пятницу. Вы не приняли его. Я могу понять почему. Но тогда я не знал, что вы утаили улики. Просто я рекомендовал вам линию поведения, которая в этом деле казалась наиболее подходящей.
– Какие улики?
Рэнделл молча уставился на меня.
– Выпьете кофе? – спросил я. – Может, станете подобрее.
– Нет.
– А я выпью.
Я поднялся и направился к кухонной двери.
– Сядьте, – отрывисто произнес он. – Я сказал далеко не все.
Не останавливаясь, я прошел на кухню, залил водой и поставил на плиту кофейник. Выпил стакан холодной воды из крана, потом еще один. Со стаканом в руке вернулся, остановился в дверном проеме и взглянул на Рэнделла. Вокруг него висели густые клубы дыма. Он глядел в пол.
– Почему я не должен был ездить к миссис Грейл по ее вызову? – спросил я.
– Я ничего не говорил об этом.
– Но собирались.
