– Поразительно, – сказал я.
Хемингуэй взглянул на меня. Его серые глаза напоминали кусочки льда. Потом снова уставился в пыльное ветровое стекло и задумался.
– У старых фараонов иной раз начинают чесаться руки, – сказал он. – Им просто необходимо бывает огреть кого-нибудь по башке. Черт, я даже напугался. Ты повалился, как мешок с цементом. Блейну я тогда кое-что высказал. Потом мы повезли тебя к Сондерборгу, это было недалеко, парень он неплохой и должен был поставить тебя на ноги.
– Амтор знает, что вы повезли меня туда?
– Нет, откуда. Это нам самим пришло на ум.
– Потому что Сондерборг парень неплохой и должен был поставить меня на ноги. Даже без отката. И не поддержал бы моей жалобы, даже если б я вдруг ее подал. Ну да вряд ли жалобой чего добьешься в этом прекрасном городке.
– Хочешь показать зубы? – задумчиво спросил Хемингуэй.
– Не имею желания, – ответил я. – И ты не имеешь, впервые в жизни. Потому что твоя работа висит на волоске. Ты смотрел начальнику в глаза и видел это. Я бы не сунулся к нему, не будь у меня поддержки.
– Верно, – сказал Хемингуэй и сплюнул в окно машины. – А показывать зубы у меня и в мыслях не было, хотел просто потрепаться. Что еще?
– Блейн действительно нездоров?
Хемингуэй кивнул, однако вовсе не опечаленно:
– Ну да. Позавчера заболел живот, и эта штука лопнула до того, как вырезали аппендикс. Шанс выкарабкаться есть, однако надежды мало.
– Это будет невосполнимая утрата, – сказал я. – Большой души человек, украшение любого отделения полиции.
Хемингуэй разжевал это замечание и выплюнул в окно.
– Ладно, – вздохнул он, – спрашивай еще.
– Ты сказал, почему вы отвезли меня к Сондерборгу. Но умолчал, почему меня держали там больше двух суток взаперти и всего искололи наркотиками.
Хемингуэй плавно притормозил и остановился у бровки тротуара. Положил лапищи на руль и осторожно потер большие пальцы друг о друга.
– Я и не знал этого, – недоуменно сказал он.
– У меня были при себе документы, говорящие, кто я такой, ключи, немного денег, парочка фотографий. Если бы он не знал вас, то мог бы подумать, что удар по голове был просто трюком, чтобы проникнуть к нему и осмотреть там все. Но как я помню, он знает вас хорошо. Поэтому нахожусь в тупике.
– И оставайся там, приятель. Это куда безопаснее.
– Верно, – сказал я. – Только удовлетворения никакого.
– Тебя поддерживают в этом деле власти Эл-Эй?
– В каком?
– Насчет Сондерборга.
– Не совсем.
– Это не означает ни да ни нет.
– Я не столь уж важная персона, – сказал я. – Лос-анджелесские власти могут вмешаться в любое время. По крайней мере, ребята шерифа и окружного прокурора. Я одно время работал в окружной прокуратуре, у меня там есть друг. Зовут его Берни Оулз. Он главный следователь.
– Ты рассказал ему обо всем?
– Нет. Я с ним за весь месяц словом не обмолвился.
– А расскажешь?
– Нет, если не понадобится для моей работы.
– Частной работы?
– Да.
– Ладно, так чего ты хочешь?
– Что за дела крутил Сондерборг?
Хемингуэй убрал руки с руля и сплюнул в окно.
– Мы стоим на славной улочке, не так ли? Славные дома, славные сады, славный климат. Ты, небось, не раз слышал о продажных полицейских?
– Приходилось.
– Ладно, сколько, по-твоему, фараонов живет на таких славных улочках с газонами и цветниками? Я знаю четверых-пятерых из полиции нравов. Все взятки достаются им. А такие, как я, живут в обычных каркасных домишках где-нибудь на окраине. Хочешь посмотреть, где я живу?
– К чему ты клонишь?
– Слушай, приятель, – серьезно сказал Хемингуэй, – я догадываюсь, кем ты меня считаешь, но ты не прав. Думаешь, полицейские становятся нечестными только ради денег? Не всегда, и даже не часто. Они попадают в систему. Им приходится делать то, что велят. И этот тип, что сидит в шикарном угловом кабинете, носит шикарный костюм и думает, что перегар запахнет от его семечек фиалками, – он тоже не распоряжается. Понимаешь?
– А что за человек мэр?
– Что за люди все мэры? Политикан. Думаешь, распоряжается он? Ерунда. Знаешь, что паршиво в этой стране?
– Говорят, слишком много замороженных капиталов.
– Человек не может быть честным, если даже захочет, – сказал Хемингуэй. – Вот что паршиво в этой стране. Будешь честным – так лишишься последних штанов. Играй в грязную игру, иначе тебе будет нечего жрать. Многие болваны считают, что будь у нас девяносто тысяч фэбээровцев в чистых воротничках и с портфелями, то все наладится. Ерунда. За деньги они станут такими же, как мы. Знаешь, что я думаю? Этот мир нужно переделать. Устроить моральное перевооружение. М.П.В. Это кое-что даст, малыш.
– Если Бэй-Сити – пример его действия, то я предпочту аспирин.
– Так можно чересчур заумничаться, – негромко сказал Хемингуэй. – Уж поверь мне. Так заумничаешься, что только и будешь думать о том, какой ты умный. Я всего-навсего тупой фараон. У меня жена, двое детей, и я делаю то, что велят большие шишки. Блейн, тот мог бы потолковать с тобой. А я неотесанный.
– У Блейна в самом деле аппендицит? Ты уверен, что он не выстрелил себе в живот чисто из вредности?
– Оставь ты, – недовольно сказал Хемингуэй и провел руками по рулю. – Постарайся думать о людях получше.
– О Блейне?
– Он человек, как и все мы, – сказал Хемингуэй. – Грешник – но человек.
– Что за дела крутил Сондерборг?
– Ты что, не слушал ничего? Я-то решил, что тебе можно подать дельную мысль. Видно, ошибся.
– Ты не знаешь, что он там крутил, – сказал я.
Хемингуэй достал платок и вытер лицо.
– Приятель, мне признаваться в этом неприятно, – сказал он. – Но ты сам должен понимать, что если бы мы с Блейном знали его дела, то не повезли бы тебя к нему или ты не вышел бы оттуда, по крайней мере на своих двоих. Само собой, я говорю о серьезных делах. Не о такой ерунде, как гадание на стеклянном шарике.
– Не думаю, что меня собирались выпустить на своих двоих, – сказал я. – Есть такое снадобье – скополамин, от него люди иногда начинают говорить, сами того не сознавая. Средство не совсем надежное, как и гипноз, но часто срабатывает. Похоже, мне ввели его, хотели выпытать, что я знаю. Но заинтересоваться этим Сондерборг мог только по трем причинам. Либо его попросил Амтор, либо Лось Мэллой упомянул, что я был у Джесси Флориан, либо он решил, что полиция устроила ему ловушку.
