– Может, она просто предложить что-то свое хотела.
– Предложить! Я больше тридцати лет в педагогике. Вот сначала бы поработала с мое, а потом предлагала. Предложить она хочет… – мать в ярости резала торт, словно это была та самая молодая учительница, осмелившаяся высказать свои взгляды опытному директору. Видимо, не местная, не знала, с кем связалась.
– Мамочка, как же тебе, бедной тяжело… – вздохнула Таня.
– О чем это ты? – сразу насторожилась та.
– Ну, трудно тебе… Столько лет управлять школой, так переживать за всех, все держать под контролем… – ей захотелось обнять мать, успокоить, поговорить с ней по душам, посмотреть в глаза. Но она знала, что не получится. Как будто между ними минное поле, и невозможно приблизиться.
– А что прикажешь делать? Кто еще детей будет учить, если все упорхнут в столицу за красивой жизнью? – мать посмотрела на нее с укоризной и очевидным намеком.
– Ты опять обо мне? Ну какая у меня красивая жизнь? У меня там тоже работа, и вот, неудавшееся замужество. Квартиры нет, съемная, в любой момент Маринка выселить может. Пробки, давка, метро. Час на работу добираться. Я же не актриса, чтобы жизнь красивая. О чем ты, мам? Ты что, до сих пор злишься, что я уехала?
– Бросила мать одну, чего злиться, да? Живи, мать, в провинции, грязь меси, детей учи, а я поеду искать новые возможности. Ты лимон будешь к чаю? У меня лимон есть, – без паузы предложила она.
– Не буду, спасибо. Мам, я же тебе предлагала переехать, но ты не захотела бросать школу. И что мне теперь, из-за твоей школы жизни не видеть?
– Ну и как, довольна жизнью? Мальчишка твой тебя бросил, этого до приступа довела, мать без конца волнуется за тебя. Вот такие «новые возможности»? Слушай, может, ты в аппарате президента работаешь, а я и не знаю?
– Не работаю. И куда двигаться дальше, пока тоже не знаю. С работы уйти вот так сразу не могу. Чем тогда платить за квартиру? Но я разберусь со своей жизнью, мама, не переживай, – торт не лез, она сидела и ковыряла его ложкой, налегая на чай.
– И когда же ты разберешься? Позволь спросить. Тебе уже скоро тридцать, а у тебя ни семьи, ни детей. Что ты там не видела, в этой столице? Там ведь жить невозможно: толпы людей, машины, ужас!
– Ты-то откуда знаешь, ты же до Москвы так и не доехала.
– В Ленинграде была, этого достаточно. Тоже большой город, и так все понятно. Но главное – у вас другая молодежь. Вот этот твой, как его, Вадик, к чему стремился? Чего он хорошего сотворил для общества в свои тоже, как я понимаю, тридцать?
– Ну, он в компании работает, бизнес хочет свой открыть.
– А кому от этого хорошо, я спрашиваю?
– Ну, тому, кто покупает услуги нашей компании, рекламодателям.
– Все, что нужно, я могу купить сама, без этой навязчивой рекламы. Вот об этом я и говорю: никакой от него пользы. А вот у нас новый врач приехал в больницу работать – Никита Сергеевич, так вот от него есть польза. И очень понятная. Серьезный и ответственный молодой человек, – говоря о новом докторе, мама даже порозовела, глаза заблестели, раздражение сменилось странным воодушевлением.
– Ты что, сватаешь меня, что ли, мам? Видела я этого Никиту Сергеевича, смешной такой, трогательный…
– «Смешной»! Прекрасный, образованный врач! Много читает, это сразу видно. У него хорошо поставленная, грамотная речь.
– Важнее, чтобы он лечил хорошо, мам, и чтобы сил у него хватило папу вылечить.
– У него и так полно пациентов, он не должен относится к этому как-то особенно.
– А по мне, пусть отнесется, у меня один отец, и я терять его не намерена, учитывая, что совсем недавно обрела. И почему ты его так не любишь? Что он тебе сделал?
– Ты еще спрашиваешь? – мать вскочила и стала нервно выгружать из холодильника банки с вареньем.
– Все из-за Лерочки этой, что ли? Но вы уже были в разводе, ведь так? Ты же сама его за то, что он пил, выгнала. Ну полюбил другую, ну уехал за ней.
– Другую полюбил? Да эта шлюха взяла его за яйца и увела, он даже пить бросил! Все сделал для этой стервы! Я его просила бороду сбрить, так для меня – ни боже мой, а для шлюхи – пожалуйста. Ради меня он от своей матери отлепиться не мог, каждый день к ней ездил, а ради той – снова пожалуйста. Мать его и трех месяцев, как он уехал, не прожила. Он ведь, уезжая, еще и тебя хотел забрать с собой в «колыбель культуры». Нет, ты подумай: его шлюха будет тебя в «культуре» воспитывать! Каково! Чтобы ты такой же стала, тьфу, позор, да и только!
– Мама, ну успокойся, что ты заладила: «шлюха» да «шлюха». Ну да, она красивая была, сексуальная, никто в этом городе так не выглядел. Может, даже эпатажно немного, шляпы эти ее, перчатки до локтя… Наш папа романтик, вот и влюбился в почти что блоковскую Незнакомку, ту, которая «дыша духами и туманами».
– Вот только от поэзии меня уволь. Я после него не могу слышать ни одной рифмованной строчки! Да и ей он, судя по всему, своими стихами надоел до чертиков. И поделом. Вернулся, понимаешь. К могиле собственной матери. Если его сердце от вины и стыда разрывается, так ему и надо, кобель старый.
– Мама, ты же директор школы, а ругаешься. Так нельзя.
– У меня в этой жизни на все право есть! И к тому же я не при детях. Чего торт не ешь?
– Не хочется. Да и не любила я такой никогда, слишком много крема. Я сметанники люблю, а такой – нет. Это тебе он нравился.
– Не любила? Неправда, ты всегда любила именно этот торт, что ты мне рассказываешь?!
– Нет, мама, ты любила, я – нет. Самый вкусный торт делала мама Верочки Горчаковой – сметанный. Вот его я любила.
– Еще этих вспомнила, приплела. Сыночек, поди, уголовником стал, шпана такая. Ешь тогда варенье вишневое, в этот раз купила у Варвары Никитишны.
– Да брось, мам, ну почему уголовником. Наверняка Севка стал крутым каким, дома погуглю, наверняка найду, вот ради интереса.
– Что ты сделаешь дома?
– Погуглю, это такая поисковая система – Гугл. В ней все найти можно, это Интернет, мам… ну, компьютер. Могу в телефоне, хочешь, прямо сейчас посмотрю?
– Вот еще, время на этого Севку тратить! Сама-то что собираешься делать?
– Сама я собираюсь домой, мам. Через сорок минут автобус, а мне еще к Василию Павловичу с папиным списком книг забежать нужно.
– До завтра не останешься, что ли?
– Мне послезавтра на работу, мам. Нужно как-то в себя прийти. Подготовиться. На работе же Вадик будет, да и новая пассия его, Юлька, ведь тоже у нас работает.
– Вот же предатель! Нет, ну ты хоть одного мужика не предателя ты знаешь? Я – нет! Разве что Никита Сергеевич наш. По всему видно: человек приличный, и холостой он.
– Вот и подозрительно, что холостой в его-то возрасте, не иначе, мама где-то рядом.
