От этого имени у нее опять подкосились ноги. Наверное, никого в своей жизни она не ненавидела так сильно, как Юльку в этот момент. Чертова «почти главный босс» Юлька! Под два метра ростом (на самом деле всего 182, но кому они нужны, точные цифры), с бюстом почти как у Памелы Андерсон (до ее медицинского апгрейда), ноги срослись с ушами, рыжая кудрявая грива, диплом МГУ то ли по социологии, то ли по маркетингу. Папочка, руководитель большой строительной компании, за недорого сдал им помещение под офис в аренду. Благодетельница, понимаешь! Ненавижу!
От злости даже ноги как будто окрепли, и она пинала сугробы с непонятно откуда взявшимся воодушевлением. Она и не подозревала, что может так ненавидеть. Юлька, королева офиса, всеобщая любимица, «наша опора и надежда», ездит на BMW, отдыхает на Ибице, дружит с великими мира сего. Такую не то что переплюнуть, даже приблизиться невозможно. Куда ей, с ее провинциальным педагогическим, с ее зажатостью, с ее стандартным метр семьдесят, с «модной», по мнению Ларки, стрижкой на тонких и гладких, невнятного цвета волосах, которые Ларка все мечтала покрасить в «убедительный золотой блонд». С мамой, директором школы, с добрым, но пьющим отцом, с которым все детство нельзя было видеться под страхом смертной казни. Ведь в их семье он был человеком, «чье имя нельзя произносить», потому что ушел к «бесстыжей шлюхе», когда Тане не исполнилось еще и восьми.
Стыд от такого невыгодного сравнения потушил в ней ярость, и ноги опять потеряли силу, пришлось даже присесть на промерзшую скамейку. Она никогда не боролась за Вадика, даже когда и представить не могла, что Юлька перейдет ей дорогу. Она не умела бороться. Никогда не задавала вопросов: а когда мы поженимся? Не спрашивала: что же дальше? Ей просто казалось, что все хорошо: идет как идет. Весна сменяет зиму, лето – весну. Он рядом, работают вместе, вместе домой, в магазин, на рынок возле дома, праздники, тусовки, авралы, отпуска.
На пару с Ларкой они всегда высмеивали желание офисных девчонок непременно выскочить замуж, она – потому что ей претила тотальная гламуризация всей страны, претили разные, но невероятно похожие в своей простоте «шесть надежных способов выйти замуж»; казалось, главное – это просто любить. Ларке, однако, гламур вовсе не казался лишним, в конце концов, подруга была «работницей индустрии красоты», как она пафосно про себя говорила, особенно если рядом вырисовывался какой-нибудь субъект, интересовавшийся ее профессиональной деятельностью. Но с идеями замужества у Ларки тоже было непросто, потому что она, по крайней мере на словах, отрицала мужчин как класс, необходимый женщине для счастья. «А когда придет пора размножиться, уж поверь мне, я найду от кого!»
– Я никогда у него ничего не просила! – зачем-то сообщила Татьяна светящемуся окну, тому, за которым, может быть, жил мужик с завода. – Вот и дура! Вот и получи. Любовь у нее, видите ли, главное! Ты что, думаешь, Юлька вот так взяла и внезапно полюбила твоего Вадима, когда вокруг нее артисты, музыканты, всякие парни с телевидения вьются? Что ей Вадим? Может, он еще надоест ей быстро, а?
В этот момент она поняла, насколько замерзла. Черт, в темноте натянула Ларкин пуховик, а он короче, руки из рукавов вон как торчат, и попу совсем не прикрывает, задубела совсем. Надо возвращаться.
– Пока, мужик, – буркнула она горящему окну и, с трудом поднявшись и потирая замерзшие колени, побрела обратно к своему подъезду. Странно, но стало почему-то немного легче. Во всяком случае, захотелось согреться, и она бы даже выпила чаю.
На кухне еще пахло блинами, и, заварив любимый зеленый, она намотала один блинчик на вилку, думая, во что бы его макнуть. В этот момент в проеме двери появилось всклокоченное, с предельно недовольной физиономией чудище: руки на пышной груди, плотным спелым плечом привалилась к косяку.
– Ну что, принцесса, оклемалась? Сметана в холодильнике на верхней полке.
– Я так, с вареньем. Разбудила? Ты прости, что побеспокоила, я хотела тихо.
– Тихо она хотела! Как в обморок брякаться, так ты не думала про беспокойство. Конечно, какое тут беспокойство: скорую пришлось вызывать, нашатыря-то в доме нет, да и кто знает, что с тобой, вдруг окочуришься, меня ж потом твоя мать съест с потрохами. «Какая нервная, чувствительная девушка, что за стресс такой вы ей устроили?» Нет, ну ты прикинь, это я стресс тебе устроила! Ну я ему все рассказала, этому докторишке, кто тут стрессы устраивает. Он аж попятился, мне тоже успокоительное предложил. А мне-то зачем? Я ж не нервная. А тебе покой прописал. Так что давай ешь быстрее и спать. Мне бы кто покой прописал! И почему все другим достается? – ворча и вздыхая, Ларка направилась в комнату, к теплоте оставленной постели. – Скажи спасибо, что матери твоей звонить не стала. А то ведь держала телефон наготове, со страху чуть не обделалась, мало ли что с тобой, – добавила она на ходу.
– Спасибо, Ла-а-арочка, вот за это, правда, тебе самое горячее спасибо. Или самое нежное. Ты какое хочешь?
– Ишь, разнежничалась. Оживает, значит. Оба давай. А за блины? А за спасение твоей никому не нужной жизни?
– За это подумаю еще.
Больше одного блина в нее все равно не влезло, но чай казался спасением: отогревал, возвращал к жизни. Замерзшие, с обломанным ногтем руки обнимали чашку так крепко и вожделенно, будто держали Святой Грааль.
– Вот же сокровище неблагодарное! Утром домой поеду, и так из-за тебя кот не кормлен, соседей пришлось попросить. Иди спать уже, на часах пять тридцать, а тебе доктор покой прописал, твое, блин, высочество.
Она искренне любила этого «маленького великана» – не очень счастливую дочь «великого дэва», она была ей все равно что сестра.
Ларка училась с ней в школе, но классом младше. Когда подруга только перешла в девятый, в ее семье разыгралась трагедия. «Великий дэв» убил свою жену, Ларкину мать. Белла (по отчеству ее никто и не называл) была потрясающе красивой женщиной: белокурая, тонкие и нежные черты лица, хрупкое, почти подростковое тело. А Ларкин отец был огромным, будто высеченным из огромного монолитного камня. Глядя на него, казалось, что безвестному горе-скульптору вдруг надоело возиться с материалом и он решил бросить работу на начальном этапе. Получилось то, что получилось: огромное грубовато-бесформенное тело, крупные черты лица, а к этому – глубокий бас с командными нотками. Он был начальником большого и важного завода, депутат какого-то местного совета, как говорят, «уважаемый человек». В Танюшкином представлении – настоящий «дэв», страшный великан из восточных сказок. Он всегда страшно пугал ее, хотя видела она его нечасто.
Ее маме нравилось, что «такой человек» иногда приходит в школу, интересуется поведением и успехами своей дочери в учебе. Успехов, собственно, не было никаких. Ларкино поведение тоже частенько выходило за пределы нормального: мальчишек она лупила нещадно, особенно если те начинали «нюнить» или «наезжать» на девчонок; ни возраст, ни рост, ни мускулатура для Ларки значения не имели, могло достаться любому. От матери она унаследовала светлые волосы и невысокий рост, а в остальном походила на своего небрежно отесанного скульптором отца.
