К январю Тане предложили работу в хорошей школе. Не просто хорошей – в крутой альтернативной школе. Правда, ее программу по обучению английскому восприняли со скепсисом, предупредив, что нужно будет подписать бумагу, в которой она обязуется преподавать только по утвержденным в этой школе программам. Предложение было сверхсоблазнительным и по деньгам, и по доверию, которое ей оказывалось, учитывая совсем маленький опыт, не подтвержденный к тому же записями в трудовой книжке. Это был волшебный шанс, выпавший благодаря шапочным знакомствам на той самой ноябрьской конференции.
К Вознесенским ее звали теперь только два раза в неделю. Егорка изнывал, когда ее не было, да и она скучала. К чужому ребенку легко привязаться, она помнила это еще со школы. Но еще труднее принять, что у тебя нет в отношении него никаких прав, и отдирать потом его от себя будет больно.
Тане казалось, что Вознесенские смотрят на нее косо из-за Гриши, недовольны тем, что он по-прежнему проявляет к ней интерес. Но Гриша уверял ее, что она все выдумывает, что никто на нее косо не смотрит, просто в семье стало совсем плохо с деньгами. Майе еще не заплатили за последний проект, поскольку съемки еще не закончились, а финансовые проблемы Коломейца грозили закончиться судебными исками. Ирина Андреевна была разочарована: считала, что удачно выдала дочку замуж за «приличного и состоятельного человека», а тут вот что. Еще и сын не оправдал ее надежд. Сам-то Гриша был счастлив: он перевелся на социологический, вместе с друзьями открыл фирму, оказывающую услуги по изучению языков, стал играл на гитаре в какой-то группе (спасибо маме за музыкальную школу) и был в двух шагах от того, чтобы снять квартиру (подразумевалось, для них двоих).
Гриша был убежден, что Тане нужно работать в их компании, где как раз создаются передовые технологии, облегчающие обучение языку, так что известие о приглашении поработать в школе принял с прохладцей. Но Таня настояла на своем. Ее пугало, с какой активностью он пытался захватить ее, надежно вплести в свою жизнь, чтобы она не растворилась в московской суете, не исчезла, будто видение.
Хотя исчезнуть временами очень хотелось. Чужие желания быстро втягивают в водоворот, и не поддаться им – задача непростая. «Подождите, а как же я? Я не понимаю пока, что нужно мне. Все так быстро, я не успеваю…» – иногда думала она. Ей казалось, что что-то похожее уже было с ней, что она наперед знает, чем это все закончится: все замечательно вначале и полная катастрофа потом. Как же ей удержаться, за что зацепиться, чтобы не унесло потоком, не вынесло в море, мощное, бескрайнее, великое, в котором мгновенно и бесследно растворится прохладный ручей ее свободы, прозрачный, неглубокий, только набирающий силу по каплям из воздуха, из земли, из ниоткуда?
Она снова встретила Вадима спустя четыре с половиной года. Точнее, она встретила их всех вместе. Он, красавица Юлька и их дочурка, рыжеволосая и кудрявая, словно маленькое солнце. Они стояли в очереди на паспортный контроль и негромко ссорились, потому что непоседа-дочка никак не хотела стоять на месте, все рвалась забежать за желтую полосу. Юлька сердилась, что Вадим не предпринимает усилий отвлечь малышку, он ей что-то возражал. В какой-то момент Вадим обернулся, и Таня убедилась, что это точно он.
Они встретились глазами, Вадим явно смутился, но Таня решила не делать вид, что не узнала его, и подошла к ним сама.
– Привет. Рада вас видеть. Куда летите? Отдыхать?
– Привет, – он по-прежнему смущался, а Юлька, кивнув ей, пошла за дочкой, которую так и тянуло к приключениям. – Мы в Майями, там у Юлиного отца квартира. Зима скоро, холодно, солнца хотя бы немного нужно, особенно Валяшке.
– Ее Валя зовут, твою дочку?
– Нет, она Александра, в честь Юлиного папы. Просто она неваляшка, живчик неугомонный, вот я ее так и зову. А ты куда летишь?
– Я в командировку, в Чикаго, школы смотреть, ну что-то типа обмена опытом.
– Ты стала учителем? – он удивился, а она радовалась тому, что ничего, кроме тепла и благодарности, к нему не ощущала: ни щемящей тоски, ни обиды, ни боли. Ей было легко смотреть ему в глаза, он больше не был для нее богом, от которого зависело все ее существование. Они просто близко знакомые люди, на равных.
– Да, можно и так сказать, – ответила она.
– Уже скоро наша очередь… Ты меня, пожалуйста, прости, Тань, что я так… как-то неправильно все тогда вышло, не умею я расставаться. Так глупо было. Я ругал себя потом… и Юлю ругал, – он заметно нервничал.
– Ну что ты! Ты даже представить себе не можешь, насколько я тебе благодарна за все, даже за это, правда. Очень. Все случилось так, как должно было. Ваша очередь, похоже… Хорошо вам долететь, пока.
Семья двинулась на паспортный контроль: неугомонная девочка-солнышко на руках у высокой красивой мамы и невысокий, особенно рядом со своей статной женой, мужчина.
Таня вернулась в свою очередь, достала паспорт, подобрала в небрежный пучок выпавшую прядь волос цвета каштанового меда и, бросив изящный кожаный рюкзак к ногам, обутым в бутиковые пыльно-изумрудного цвета гриндерсы, без сожалений и зависти посмотрела им вслед.
Дорогой читатель, я знаю, что многие по-разному относятся к тому, что я создаю литературные иллюстрации проблем, которые обычно обсуждают в кабинете у психолога. Понимаю, что у меня нет достаточных способностей, таланта да и времени создавать что-то высокохудожественное. Во-первых, не в этом моя цель. Во-вторых, истории, которые я предлагаю, далеки от простого вымысла. Это не плод фантазии, а реальность, сплав того, что я испытала сама или слышала от своих клиентов. Тем не менее я считаю, что такие литературные иллюстрации могут быть хорошим подспорьем для вас. То, что хочется вложить, легче понимается и усваивается через переживание. Поэтому я и избрала такой путь – краткое описание судеб.
Как вы понимаете, любые совпадения случайны. Но, надеюсь, эта почти не придуманная история все равно окажет свое воздействие и поможет тем, кто оказался в такой же ситуации.
С большой благодарностью
Шипиловой Валентине Николаевне
Многие из вас за свою жизнь хотя бы раз испытывали это потрясающее состояние удивительного единства, ощущение принадлежности и участия в крепком, нерушимом и блаженном «мы». Состояние, когда слова не нужны, мы знаем и чувствуем друг друга, действуя как слаженный и единый организм. В этой слаженности растворяются все тревоги и беспокойства, появляется чувство расслабленности и покоя. Есть только «мы», а остальной мир как будто бы не существует, только ощущение, что между нами нет границ, мы часть друг друга, а потому всегда готовы отдать жизнь за близкого и любимого, и, конечно, уверены в том, что и ради нас принесут эту священную жертву.
Эта часть книги будет более понятна тому, кто уже пострадал от этого «рая». Те, кто является инициатором симбиоза или пока еще находится в благостном слиянии, возможно, раздраженно отложат книгу: я покушаюсь на святое – на их желание и право создавать себе безопасность, приобретать жизненный смысл, избавляться от ощущения одиночества, используя доступный для них способ: намерение обладать другим без остатка.
