«Лучше синица в руках, чем журавль в небе», – постоянно цитируют они свою любимую пословицу. Они искренне радуются своей «синице» и не верят в «журавлей», потому что не верят в свои силы, не умеют рисковать, а любые изменения считают скорее опасными, нежели желательными. С течением жизни такая стагнация приводит к тому, что у них действительно снижаются возможности для развития. Все новое и непредсказуемое слишком опасно и даже неприятно, и неудивительно: в чужом монастыре могут оказаться совсем другие законы и правила, нежели те, по которым живет слиятельная система. Думай о том, как сохранить стабильность системы, как не вызвать молчаливое отвержение или покидание ее участников, иначе не выжить. Делай то, что требует система, и помни: нельзя за флажки.
При этом, если в системе устроено так: все заботятся только о другом, а не каждый прежде всего о себе, а по необходимости о другом, то участник, стремящийся хотя бы на время выйти за пределы системы, нарушает этот хрупкий баланс. Покидающий систему создает для оставшегося в ней Другого серьезную угрозу как бы «невыживания», ведь он не умеет заботиться о себе напрямую, только о Другом.
Классический пример, когда взрослеющая дочь, предпринимая неосознанные, но отчаянные попытки проживать подростковый возраст, уходит на танцы или свидание и задерживается с возвращением на полчаса, ее слиятельная мама непременно «устроит» себе сердечный приступ, причем вызвать скорую или обратиться к соседке за помощью она будет как бы не в состоянии. Тем самым она наглядно покажет вернувшейся с «гулянки» дочери, какую непросительную ошибку та совершила, решившись хотя бы на время покинуть мать.
Сильное и регулярное чувство вины будет очень мешать пробовать что-то новое, если символическая цена такому «самовольству» – жизнь близкого человека или шанс причинить ему серьезный вред. Если слиятельная семья все же кого-то отпускает за свои пределы ради развития, то это либо эмоциональный и личностный подвиг ее членов, либо семья понимает, что в этом есть какая-то польза для всей системы (например, старших детей отпускают на их учебу в надежде, что они смогут «тянуть» потом всю остальную семью), либо какой-то человек (часто мужчина или один из подрастающих детей) мешает слиятельным процессам в семье, выделяется, не соглашается сливаться, инороден системе, разваливает ее своей экспрессией, яркими желаниями и не хочет подчиняться законам симбиотической системы.
В любом случае после отторжения неугодного система радостно снова замыкает свои границы, восстанавливает общность и принятые всеми остальными негласные правила функционирования. Все произошедшее к тому же оказывается прекрасным уроком для тех, кто остался: вот что однозначно будет с неугодными или теми, кто «слишком много о себе думает».
Отчасти поэтому дети, подвергающиеся внутрисемейному насилию или инцесту, не решаются об этом заявить, потому что даже те, кто пытался найти в своей семье понимание, защиту и поддержку, слышали: «Как тебе не стыдно! Он (насильник) не мог это сделать, ты все придумала!» В этой системе важнее обесценить чувства и осудить пострадавшего ребенка, чем честно признать, что в семье непорядок, происшествие или даже преступление. Часто все эти преступные или разрушительные для детей ситуации происходят годами с молчаливого или негласного согласия всех участников симбиотической системы. Дети оказываются в заложниках у важных симбиотических законов и правил, поэтому обращение за внешней помощью чаще всего происходит лишь в том случае, когда дети уже настолько отчаялись, что почти готовы стать наказанными и отвергнутыми собственной семьей, лишь бы им помогли остановить насилие, чтобы они смогли перестать быть жертвами.
Важно понимать, что, не позволяя себе проживать возрастные и иные кризисы, симбиотическая система остается на прежних, начальных стадиях и, по сути, не проживает жизнь, ей предназначенную. Сама не проживает, и участники ее тоже не могут себе этого позволить. Получается такой специфический способ сохранить свое бытие ценой непрожитой жизни.
Этот же закон неприятия изменений влечет за собой такой вроде бы парадоксальный симптом как непринятие индивидуального успеха. Может показаться, что все матери хотят, чтобы их дети были успешными, чего-то добились в жизни. Но не в симбиотической семье. Потому что личный успех ребенка – это опасная заявка на его отдельность, силу и независимость. Если он может чего-то добиться самостоятельно, то появляется страх, что завтра он перестанет так сильно нуждаться в членах своей семьи. При этом представить, что он может быть к ним привязан, заботиться или любить не из-за нужды, а потому, что может и хочет, слиятельным родителям трудно. Они проецируют свою схему отношений на каждого, ведь им трудно предположить, что у кого-то все может быть по-другому.
Итак, личный успех в рамках такой системы – это риск потери влияния, страх покидания и не очень приятная для такой системы чья-то попытка выделиться. Реальная фраза из диалога: «Да этот ребенок у меня одаренный, но другой, слава богу, нормальный». Одаренному в такой системе необыкновенно трудно, потому что никто не знает, что делать с его обнаружившимися талантами. Своей необычностью и странными для такой семьи устремлениями он разрушает «идиллию похожести». Но тем не менее такие дети – воплощенный потенциал такой семьи, подарок, способный внести в семью изменения. Семья его либо примет и действительно начнет меняться, признавая и уважая необычность своего ребенка, изменяясь, постепенно обучаясь быть родителями нестандартной личности, осваивая уважение самих себя и других, либо будет активно и настойчиво обесценивать его успех вплоть до полного нивелирования, в крайнем случае рано или поздно выдавит его за пределы системы и восстановит свою неспецифичность.
Безнадежно слиятельным, да еще с мазохистическими чертами, системам отлично «подойдет» ребенок с совсем другими особенностями: с ограничениями по здоровью или с другими, психическими ограничениями. Конечно, это не значит, что все семьи, где есть такие дети, симбиотические. Но по законам такой системы максимальная зависимость, привязанность и сложности в развитии совпадают с внутренними ценностями такой семьи.
Общая беда позволяет сплотиться, логично и легально пожертвовать собственными нуждами и потребностями здоровых детей ради поддержки ребенка больного. Хотя прекрасно известно, что очень часто такой член семьи является идентифицированным пациентом, то есть тем членом системы, который как бы «болеет» за них всех, является выразителем неосознанного и непризнанного симптома семьи. Работа со всей семьей, если она согласится нарушить свой привычный уклад и взгляд на самих себя, часто помогает ребенку с особенностями получить облегчение и перестать так сильно болеть. Но решиться на это симбиотическая система почти не способна.
И все же дать ребенку возможность развиваться и достигать успехов – это позволение к постоянным изменениям внутри семьи, в том числе к тому, чтобы когда-то его отпустить, предоставить ему право и возможность строить свою жизнь, не жить с родителями, а навещать их, не считывать и обслуживать их потребности, а помогать им тогда, когда они просят о помощи.
Ну и еще один важный закон: закон запрета на прямые выражения чувств, особенно злости. Прямые послания, так же как и прямое проявление чувств, особенно агрессивных, в таких системах находятся под однозначным запретом, поэтому симбиотические системы – кладезь проявлений пассивной, непрямой агрессии.
