– Курагой и черносливом?
– Пловом и мантами. Дед барашков держал, поэтому у нас с мамой всегда мясо было. Мы к нему привыкли. Ели каждый день, а не по праздникам. Когда дед умер, наш стол оскудел, конечно, но мы не голодали.
– Кстати, в меню наверняка есть хинкали, – нетерпеливо отмахиваясь от ненужной информации, проговорил Святослав. – Не манты, но похожи. Хочешь?
Саид пожал плечами. Он не чувствовал голода, но, представив, как бульон, наполняющий вместе с фаршем пирамидки из теста, брызжет ему в рот при первом укусе, мысленно облизнулся.
– Пьешь алкоголь?
– Нет.
– Свинину не ешь, не бухаешь… И хочешь убедить меня, что не веришь в Аллаха? Кстати, что с писюном? Отчекрыжена макушка?
– Если ты хочешь спросить, обрезан ли я, то мой ответ – да. Маме пришлось отвезти меня к врачу, чтоб он удалил крайнюю плоть. Я не мог быть Саидом со шкуркой.
Едва он договорил, в их кабинет ворвался официант. Суетливый, говорливый, он сразу же начал раздражать Святослава.
– Если хочешь чаевых, заткнись и замри, – рявкнул он, отобрав у парня меню. Пробежав глазами по списку блюд, он сделал заказ: – Чечевичная похлебка, салат овощной, шашлык из баранины на две персоны, баклажаны с орехами, хлебная корзина.
– Что будете пить? – робко спросил официант.
– Минералку, гранатовый сок и водку. Вот эту. – Он ткнул в строчку меню. – Ледяную. С закупоренной крышкой. А теперь брысь отсюда.
Паренек унесся.
– Сурово ты с ним, – заметил Саид.
– Я гомофоб.
– Что это значит?
– Не люблю голубых.
– А этот паренек…
– Как небо в июне, – заявил Святослав и поморщился.
Саид в отличие от брата гомофобом не был, поэтому, когда официант вернулся с корзиной, наполненной хлебом, и подносом, на котором стояли запотевшая бутылка водки и «боржоми», ободряюще улыбнулся ему. Парень тут же зачирикал:
– Салатик будет через минуту, баклажанчики и супчик следом, а шашлычка придется подождать.
Святослав тяжело посмотрел на парня. Тот, поймав взгляд, торопливо сунул поднос под мышку и нырнул под балдахин, которым был отгорожен от ресторанного зала кабинет.
– Салатик, баклажанчики, супчик, шашлычок, – передразнил его Святослав. – Уши режут эти уменьшительно-ласкательные суффиксы. – Он взял бутылку и скрутил с нее крышку. – Давай выпьем.
– Я же сказал, что не употребляю. – отрицательно покачал головой Саид.
– Я тоже… – вздохнул Святослав. – Точнее, употребляю редко и никогда в первой половине дня. Но сейчас нужно.
– Ты же за рулем.
– Не проблема.
– Поедешь пьяным? – испугался Саид.
– Вызову трезвого водителя.
Святослав взял стаканы, предназначенные для воды или сока, и стал разливать в них водку. Саид с ужасом на это смотрел. Нет, он слышал, что в России мужики глушат алкоголь стаканами, но где-нибудь в подворотне и алкаши, а не миллионеры в дорогих ресторанах. К счастью, брат налил не по целому. И все равно получилось много – где-то сто пятьдесят миллилитров.
– Ну, давай выпьем! – Святослав подвинул один стакан Саиду, второй взял в правую руку. – Без тоста. Залпом.
– Я не смогу.
– Будь мужиком, – сказал Святослав и опрокинул стакан.
Саид, помявшись, сделал то же самое. Водка, пусть и ледяная, обожгла горло. Захотелось ее выплюнуть, но это за столом непозволительно. Пришлось проглотить. Огонь распространился. Теперь жгло и желудок. Саид закашлялся. Святослав протянул ему хлебную палочку, проговорив:
– Закуси.
Саид мотнул головой и припал к бутылке с минералкой.
Вновь появился официант. Поставил на стол салат и сок в графине. Ничего не сказал, тут же скрылся.
– Ты правда никогда не пил? – спросил Святослав, нанизав на вилку помидор черри и отправив его в рот.
– Было раз. В юности перебрал с друзьями молодого вина. Домой принесли. Мама плакала. Я ничего не помню о том дне, только это… Тогда я дал себе слово больше не пить, чтоб не видеть ее слез.
Саид почувствовал, как защипало глаза. Резко наклонился, сделав вид, что желает потуже затянуть шнурки на кроссовках.
– Чини умерла? – услышал он голос брата.
– Пять недель назад, – ответил Саид сипло. – А перед смертью открыла мне правду.
Он продолжал теребить шнурки до тех пор, пока в кабинку не зашел официант. Увидев его ботинки, Саид выпрямился.
– Ваш супчик, – улыбнулся ему паренек. Баклажанчики же поставил на стол молча.
– Поешь, – мягко проговорил Святослав.
Саид снял крышку с горшочка и окунул в него ложку. Варево было густым и ароматным. В животе заурчало.
– Горячо, – пробормотал Саид, попробовав похлебку.
– Подуй, – улыбнулся брат. И Саид вдруг вспомнил, как делал это в детстве. Ему так нравилось дуть на все, что он даже над ложкой со сметаной вытягивал губы трубочкой и выпускал воздух. – Когда-то мой брат…
– Да, дул на все. Ты меня этому научил.
Святослав как будто смутился. Отвел взгляд от лица брата и тут же вперил их в баклажаны.
– Выглядят аппетитно, – сказал он и принялся поедать закуску.
– Она спасла меня, Святослав.
– А? – Брат оторвался-таки от баклажанов.
– Чини. Горничная семьи Глинки.
– Тогда кто сгорел в том сарае?
– Ее сын. Саид.
– Она его спалила, чтобы ты выжил? – с ужасом проговорил Святослав.
– Думай, что говоришь, – вскипел Саид. Водка ударила в голову, и впервые за свою сознательную жизнь он понял тех, кто под хмелем бьет кому-то рожу.
– Эй, спокойно. Я не хотел никого обидеть. Просто не понял… – Святослав потянулся к бутылке.
– Мама была святой женщиной. И если бы я верил в рай, то ни на миг не усомнился бы в том, что она сейчас там.
– От чего она умерла? Молодая такая? Ей от силы было лет пятьдесят.
– Сорок восемь.
– Рак?
– Нет, сердце не выдержало. У мамы проблемы с ним начались давно, я тогда классе в пятом учился. Я слышал, в России есть поговорка – все болезни от нервов, только срамные от удовольствия.
– Если дословно, то триппер.
– Мамина хвороба точно от нервов была.
– Какие ты слова знаешь… Хвороба, надо же. У нас уже никто их не употребляет.
– Я учился русскому на классической литературе. Поэтому многие слова, что употребляете вы, современные россияне, особенно молодые, мне незнакомы. – Саид увидел, что Святослав снова наливает водку, и запротестовал: – Нет, мне хватит, я больше не буду.
