– Не хочу это обсуждать. Я хочу вернуться домой, выпить, подремать и поужинать с моим бойфрендом.
Он вздрогнул.
– Насчет этого… – Найл провел ладонью по лицу и взглянул на меня. – Может, я буду занят.
Я упала в мягкое кресло у окна. Не хочу обсуждать с ним свой уход и его причины. И совершенно точно я не хочу быть одна после всего произошедшего.
– Правда? И ты не можешь поменять планы? Мне надо попсиховать, и я нуждаюсь в помощи твоего рационального разума.
Он сел напротив меня с таким видом… да, по правде говоря, он выглядел испуганным.
– В чем дело? – спросила я.
Он сглотнул и взглянул на меня.
– Ты ушла в тот момент, когда позвонила Порция.
– Да, – поморщилась я. – Это одна из причин того, что я психую.
– Совершенно понятно, дорогая, – начал он, подавшись на мне. – Просто… может, оно и хорошо, что ты ушла. Мы разговаривали довольно долго.
– Все в порядке?
Он ответил не сразу, и мое сердце болезненно сжалось. Я с самого начала расстроилась, потому что он не предложил ей перезвонить попозже. Должно быть, он услышал, как хлопнула входная дверь, и не потрудился пойти за мной. Но только здесь, в его кабинете, я вдруг подумала, что пока мы были в Нью-Йорке, могло случиться что-то плохое. Порция не заболела?
Он облизал губы, потом тихо сказал:
– Она позвонила, потому что хочет примирения. – У него вытянулось лицо, словно он ждал моих соболезнований из-за этого неловкого события…
Но вместо этого мой мир остановился, раскололся пополам, а потом рассыпался на мелкие кусочки.
Я несколько раз моргнула.
– Она что?
Она хочет примирения, – повторил он и тяжело вздохнул. – Я удивлен не меньше тебя, поверь мне. Она сказала, что хочет со мной поговорить откровенно.
– И… – начала я, чувствуя, как у меня перехватило горло. – Ты согласился?
– Не примириться, – уклончиво ответил он. – Но одиннадцать лет совместной жизни – это долго. Мы были вместе еще с подросткового возраста. После нашего с тобой разговора прошлой ночью и твоего вопроса, обсуждали ли мы наши проблемы, я чувствую себя обязанным по крайней мере выслушать ее.
Он помолчал в ожидании моего ответа, но я не знала, что сказать. Совсем.
– С учетом тебя и меня, наших отношений, я считаю, что должен сказать тебе, что собираюсь поужинать с ней сегодня вечером, – осторожно продолжил он, – и сообщить, что Порция хочет поговорить со мной о том, что она, по ее мнению, заслуживает второго шанса.
– И какие шансы у нее есть? Фифти-фифти?
Он неловко рассмеялся в ответ на мои резкие слова. Но мне не было жаль.
– О господи, нет, Руби.
– Но ты согласился, – с упреком в голосе напомнила я. – Мы говорим о том, что у твоей жены нет шансов на примирение, да?
Его лицо изменилось, как будто до сих пор ему в голову не приходило взглянуть на это с такой стороны. Судя по всему, для него это лишь жест вежливости. Но если это и правда лишь вежливость и он не захочет снова жить с ней, почему он просто не сказал ей, что его девушка только что выбежала из квартиры в истерическом состоянии и не могла бы она сказать ему это все позже и по телефону?
– Ну, я не могу представить, чтобы мы снова начали жить вместе…
– Значит, ты идешь просто из учтивости?
Он закрыл глаза и выдохнул.
– Звучит ужасно.
– Значит, ты идешь не просто из вежливости?
– Я не…
– Просто скажи мне! – воскликнула я. – Потому что сейчас это выглядит так, что вчера ты спал со мной, а сегодня возвращаешься к бывшей жене! – У меня выступили слезы на глазах, но я слишком измучилась, чтобы утереть их.
– Руби, я ужинаю с ней сегодня не для того, чтобы вернуться к ней.
– Но это возможно.
Он зажмурился.
– Я не могу себе это представить. Но, Руби, ты еще молода и ты н…
– Прекрати, – сказала я, и мой голос звучал пугающе даже для меня самой. Я машинально сжала ладони в кулаки; чаша моего терпения была на грани того, чтобы переполниться. – Не надо. Дело не в моем возрасте. Я никогда не была наивной. Я просто проявляла понимание, пока ты разбирался со своим… багажом.
Он прокашлялся и кивнул, сокрушаясь.
– Ты права, извини. Я просто имею в виду, что это жестоко – даже не поговорить, что нам следовало сделать много лет назад. Ты, человек, который так прекрасно выражает свои чувства, ты должна понять меня. Может быть, этот разговор принесет нам облегчение.
Мое сердце так болело, что я с трудом могла дышать.
Он наклонился и взял меня за руку, но я выдернула ладонь. Мука в его глазах была почти невыносимой. Что он творит? Нам было так хорошо. Я отпугнула его?
– Дорогая, – спокойно произнес он, и что-то в моем мозгу напряглось, пытаясь уловить снисходительность в его тоне. – Я хочу облегчить твое беспокойство, но я должен объяснить тебе, что для меня значит встреча с бывшей женой. Я понимаю, насколько это было бы нечестно, если бы я сказал тебе, что наша встреча ничего не значит, а потом отправился бы выслушивать ее с открытой душой.
– А у тебя открытая душа?
Его ответ разбил мое сердце.
– Во всяком случае, я пытаюсь. Уж это я ей должен, по крайней мере.
Я молча кивнула. Я видела, как он страдает, и мне было больно за него, но еще больнее мне было за себя. Он хочет поговорить с ней, чтобы испытать облегчение, чтобы прийти к завершению. Но я знаю, что в глубине души он не захотел обсудить с ней все по телефону, потому что хотел знать, вдруг она изменилась. Может ли им быть комфортно вдвоем – лучше, чем раньше.
– Тогда до завтра? – сказал он. – Может, пообедаем?
Я чуть не рассмеялась на абсурдность этого «пообедаем». Все равно что с клиентом. Я только что пожертвовала работой, чтобы остаться с ним, а он собирается на ужин с бывшей женой, чтобы обсудить примирение.
Неужели это происходит на самом деле?
Я кивнула, стиснув челюсти и будучи не в состоянии поднять на него глаза.
– Конечно.
Склонив голову, он спросил:
– Ты скажешь мне, что произошло с Тони? Мы обменялись парой слов. Он заставил Ричарда написать мне довольно суровое письмо. Надеюсь, основной удар за то, что произошло между нами в Нью-Йорке, достался мне?
Между нами. В Нью-Йорке.
Не прошлой ночью. Не той ночью, когда я так сильно надавила на тебя, что вынудила задуматься о возвращении к женщине, которая сделала тебя несчастным, но при этом позволяла тебе оставаться в твоей раковине.
