И вот теперь руины северной казармы в очередной раз заставили вернуться в те времена, когда им едва исполнилось по семнадцать и восемнадцать лет. Именно таким было их взросление.
Андрей повернул голову и взглянул на оставшиеся две казармы. Оба здания устояли перед стихией. Перед центральной, на плацу, стоял большой деревянный стол. Все трое здесь. Кубинец сидит за столом и смотрит в большую подзорную трубу куда-то в сторону противоположного берега бухты. Финская женщина, укутавшись в одеяло, сидит рядом и спит, опустив голову на плечо кубинца. Чуть в стороне горит костер, и Крашенинников что-то варит в котелке над очагом. Судя по аромату, это уха. Михаил настороженно смотрел в сторону отряда, и вот они встретились взглядами. Жаров остановил коня, затем заставил повернуться и двинуться в сторону кустарника, который служил естественным забором между дорогой и плацем. Конь сделал несколько шагов, затем остановился, уткнувшись мордой в кусты, и принялся нехотя жевать листву с веток этих кустов.
– У вас все в порядке? – угрюмо спросил Андрей.
– Надеюсь, что да, – отозвался Михаил. – А у вас как?
– Сегодня мы хороним шесть человек. Завтра еще троих, если разберем завал до темноты и извлечем их тела.
– Мне очень жаль, Андрей.
– Жалость не способна что-либо изменить.
– Да, но все же… – развел руками Крашенинников.
– Как дом? – Андрей кивнул на центральную казарму.
– Пока не знаем. Сейчас уже совсем светло стало. Будем осматривать. Тогда и выясним, можно ли там жить дальше.
– Ясно. Если что-то нужно, говори сейчас. Потом нам будет не до вас. К тому же запрет приходить к нам остается в силе.
Крашенинников вздохнул. Этот Жаров тот еще упрямец. Мог бы и снять запрет, учитывая новые обстоятельства. Но нет…
– Ничего не нужно.
– И ладно, – кивнул Андрей. – А теперь у меня другой вопрос. Ночью от нас направился человек в Вилючинск. Вы с начала землетрясения все время тут? Вы видели его?
– Когда вовсю начало трясти, мы выскочили сюда и… – Крашенинников озадаченно взглянул на Антонио.
– Был человек… – произнесла вдруг Оливия, открыв глаза и подняв голову. – Я видела, как кто-то на велосипеде в ту сторону проехал.
– А потом? Он больше не появлялся? Не ехал назад?
– Нет, – Оливия мотнула головой.
– Выстрелы, – проворчал Антонио.
– Да, мы слышали выстрелы, – кивнул Михаил. – Ваш человек был с оружием?
– Конечно. У него был автомат.
– Мы слышали три автоматные очереди.
Жаров и Вишневский переглянулись.
– Черт возьми, – тихо буркнул Никита.
– Ясно, спасибо за информацию, – небрежно махнул рукой Жаров и заставил было своего коня двигаться дальше, но его окликнул Крашенинников.
– Подожди…
– Что еще?
– К нам вчера Цой приходил.
– Я знаю. И?
– Он сказал, что где-то в лесу по дороге в Вилючинск машина стоит. И что я могу ее забрать себе. Просто… Не хочу, чтоб возникли недоразумения…
Жаров прикрыл глаза и помассировал переносицу.
– Это хорошо, что ты, наконец, стал задумываться о недоразумениях. Если Цой сказал, что ты можешь забрать ту машину, значит, можешь забрать. А вот как ты ее сюда будешь тащить, это уже твои проблемы.
– Ну, я могу снять с нее нужные детали…
– Делай что хочешь. Это все?
– Нет…
– Что еще? – нахмурился и без того пасмурный Жаров.
– Послушай. Мы тут, в силу своей профессии, кое-какие наблюдения делаем. Возможно, в обозримом будущем произойдет извержение Авачи. И мы думаем, что сегодняшнее землетрясение с этим связано.
– Твою мать, – сплюнул Андрей. – Чем это нам всем грозит?
– Если мы не ошибаемся, то землетрясения будут продолжаться до полномасштабного извержения. Пока давление в магматической камере не спадет.
– А с чего ты взял, что это случилось из-за вулкана, а не из-за столкновения континентальных плит? Тут в сотне километров от нас евразийская плита с тихоокеанской трется постоянно.
– Все так, но обычно вершина Авачи круглый год покрыта ледниками. Сейчас их почти нет. Магма очень близко от поверхности. Это явный признак.
– Ладно. И когда, по-вашему, случится извержение?
– Этого мы не можем сказать. Слишком мало данных. Да и очень далеко, чтоб визуально разглядеть еще признаки, даже в мощную трубу. К тому же мы видим только один склон…
– Тогда чего голову морочишь?
– Я не морочу голову, а предупреждаю! – воскликнул Крашенинников.
– Хорошо. Предупредил. Спасибо. И чем само извержение грозит? Вулкан в пятидесяти километрах от нас. А еще между нами бухта.
– Последствия все равно могут быть. Просто надо прикинуть варианты и рассчитать.
– Но вы этого еще не сделали. Я правильно понял?
– Мы не успели.
– Поговорим, когда успеете. А сейчас нам некогда.
Всадники двинулись дальше, в сторону Вилючинска.
– Господи, более черствого и злобного человека я в жизни не видела, – проворчала Оливия, кутаясь в одеяло.
– Ты, видимо, забыла тех бандитов, от которых он и его дружки всех избавили, – отозвался Михаил, склонившись над котелком и неторопливо перемешивая содержимое большим деревянным черпаком.
– Ума не приложу, почему ты стал вулканологом, Миша. Ты прирожденный адвокат. Просто Перри Мейсон
[25]. Ни больше, ни меньше.
Михаил засмеялся:
– Почти готово. Сейчас завтракать будем.
До сего момента, пока Оливия спала, Квалья не хотел тревожить ее сон и шевелиться, продолжая наблюдать за вулканом. Но теперь он оторвал взгляд от окуляра и, сложив ладони на трубе, уткнулся в них подбородком и просто задумчиво смотрел на противоположный берег.
– Со склона Авачи сошел оползень, – тихо резюмировал он свои наблюдения.
Крашенинников отвернулся от костра и взглянул на друга:
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно. Вулкан выглядит иначе, нежели совсем недавно, когда я делал очередной рисунок. Пожалуй, надо будет сделать еще один…
Михаил выпрямился и повернулся в сторону Авачи. Вершина утопала в низкой облачности, и невозможно было сейчас выяснить, начались ли парогазовые выбросы, являющиеся косвенными свидетельствами активизации вулкана. Да и заметить изменения в его внешнем виде с такого расстояния без сильной оптики нельзя. Но Крашенинников ощутил волнение при взгляде на Авачу. Он подспудно чувствовал, что вулкан будто шлет им послания о скорых переменах. Только вот пока неясно, насколько большими эти перемены могут быть.
