Михаил устало опустил руки, глядя на уже проделанную работу и тяжело вздыхая от осознания того, какая работа еще предстоит. И это при том, что он был уже накануне завершения работы над автомобилем, однако сейчас был вынужден заниматься совершенно другим делом…
Крашенинников взял бутылку с березовым соком и, запрокинув голову, принялся с жадностью поглощать сладковатую жидкость. Утоление жажды притупило его восприятие окружающего мира, и Михаил даже не обратил внимания на странный далекий гул. Вытерев рукавом пот со лба, он взглянул в окно. Там стояла Оливия и рядом с ней Квалья. На их устремленных в сторону бухты лицах застыло изумление, граничащее с шоком. Михаил повернул голову в том же направлении и также оказался зачарован увиденным.
– Вот сукины дети… Им все-таки удалось… – простонал он, глядя на то, как по Авачинской бухте, рассекая давно забывшие шум винтов сонные волны, движется военный корабль.
* * *
Андрею Жарову до сих пор не верилось, что все это наяву и вовсе не сон. Базовый тральщик проекта «Яхонт»
[35] качался под его ногами не стоя на привязи у заводского причала от набегающих авачинских волн. Он сам рассекал эти волны и двигался вперед, ведомый ожившими после многолетнего летаргического сна двигателями, бодро вращающими гребные винты.
Кораблю присвоили имя – «Виктор Кочергин», в честь их друга детства, пожертвовавшего собой во время реализации плана по истреблению главарей банд. Надпись с именем на бортах еще не высохла, но тральщик уже вышел на ходовые испытания, в основном из-за нетерпения Андрея. Проводив на рассвете группу охотников на медведя, которую возглавили Женя Горин и его тезка – Евгений Сапрыкин, Жаров первым делом примчался на завод. Здесь все уже было готово к испытаниям, и вот уже корабль огибает берег полуострова Крашенинникова, выходя в Авачинскую бухту.
Жаров стоял на носу тральщика, вертя головой и с восторгом наблюдая за окружающим его пейзажем. Конечно, ему приходилось уже бороздить водные просторы Авачи на ялах и лодках. Но сейчас все было иначе. Под ногами урчал дизелями полноценный корабль, способный выйти в море. И хотя базовые тральщики не слишком приспособлены для дальних морских путешествий, все-таки это настоящий корабль. Не весельная лодка и не парусный ял, робко покачивающиеся вблизи берега. Стайка чаек кружила вокруг корабля, что-то покрикивая. Они были тоже изумлены тем, что через много лет после опустошившего бухту взрыва по ее волнам движется что-то быстрее и крупнее пятиметрового рыбацкого ялика. Тральщик имел длину почти в полсотни метров и водоизмещение в 460 тонн.
Вот уже позади бухта Сельдевая, и «Виктор Кочергин» вышел на авачинский простор.
Пожилой уже мичман Самсонов, один из тех немногих представителей военного флота, что еще находились среди выживших, и один из пяти оставшихся членов экипажа тральщика, выбрался из машинного отделения на палубу и вытирал руки о промасленную ветошь, о чем-то думая и глядя перед собой.
– Палыч, ты чего угрюмый такой? – спросил его Андрей.
– Да так, – пожал плечами мичман и, подняв голову, взглянул на трубу.
Взгляд Жарова скользнул туда же.
– Палыч, а она должна так дымить? Когда тут кораблики бегали по бухте, я малой был, но такого чада не припоминаю.
– Не должна, – вздохнул Самсонов. – Или топливо совсем за годы подвыдохлось, или масло где-то в камеру сгорания сочится. Погонять надо еще немножко дредноут наш. Может, пройдет. Но это не все еще.
– Какие-то проблемы?
– Пока не пойму. Левый дизель вибрирует очень.
– Может, цилиндры не притерлись еще?
– Возможно, – нехотя согласился мичман. – Хорошо, если так. Но шаг винта мы контролировать не можем.
– Это критично?
– Ну, – пожал плечами мичман. – Вообще-то, в наших условиях не критично. Боевое траление мы не производим. Резких маневров противоторпедных не делаем. Да и незачем. Вообще, работы еще вагон и маленькая тележка, если честно. И это мы только две мили прошли. Поглядим, какие проблемы еще всплывут.
– То есть ты не собираешься настаивать на прекращении испытаний? – улыбнулся Жаров.
– Нет, ну что ты. Наоборот. Говорю же, погонять кораблик надо по волнам. Это же очевидно.
– Вот и хорошо.
Самсонов скрылся в недрах корабля, а Жаров взглянул на стекла иллюминаторов ходовой рубки. Оттуда ему помахал рукой Никита Вишневский.
Поднявшись в рубку, Андрей обнаружил, что его друг возится с кабелями, идущими от радиостанции.
– Андрей, какой дальше курс? – спросили три человека, находящиеся здесь же и занятые управлением кораблем.
Жаров задумчиво посмотрел в иллюминаторы, затем ответил:
– Курс на Петропавловск-Камчатский.
– Есть.
– Никитос, а ты чего делаешь? – Андрей подошел к Вишневскому.
– Да вот, рацию подключить хочу. Электричество-то здесь, на корабле, есть. Значит, и рация заработать должна.
– На кой черт она нужна теперь?
– Как это? – усмехнулся Халф. – Если уж мы и приводим корабль в рабочее состояние, то пусть все работает. Мало ли что.
– Ну, как знаешь.
Андрей снова вышел на палубу, вдыхая полной грудью набегающий соленый воздух и слушая вопли чаек, подпевающих двигателям корабля. Теперь было видно восточный, внешний берег полуострова Крашенинникова. Выглядел он еще хуже, чем разрушенный Рыбачий, и это неудивительно. По этой стороне пришелся наиболее мощный удар. Взрывной волне ничего не мешало, и она поработала над восточным берегом как следует. Все строения, что там имелись, были не просто разрушены, но сметены. Как и деревья. Сейчас по восточным склонам сопок небольшого полуострова росли лишь относительно молодые кустарники среди выжженного бурелома. Андрей с ужасом подумал, что бы стало с ними, Приморским и Вилючинском, если бы не этот полуостров, принявший основной удар на себя и частично загородивший их от взрыва.
На палубу вышел Никита и протянул Андрею бинокль. Жаров взглянул на противоположный берег бухты и в очередной раз убедился, что ядерный удар не пощадил и Петропавловск. На обращенных к Авачинской бухте склонах городских сопок не осталось ни одного целого строения. Ударная волна превратила бетон и кирпич в крошево, разбросанное по склонам вперемешку с машинами, и все это давно заросло торжествующим по поводу исчезновения людей бурьяном. Трудно было себе представить, что стало с людьми, на которых обрушился весь этот ад. Андрей разглядывал едва узнаваемые полосы бывших улиц, ступенями и террасами пересекающих городские сопки, и вспоминал детство. Свои поездки с родителями в областной центр. В ту пору он восхищался Петропавловском, который казался Андрею просто огромным. А как же иначе, ведь его нельзя пересечь из конца в конец на велосипеде за каких-нибудь пятнадцать минут, как Приморский или Вилючинск. И в ту пору у него не укладывались в голове рассказы о городах, в которых жило в десятки раз больше людей, чем некогда на всем огромном полуострове. Конечно, он видел эти города на экране телевизора, но разве можно объективно оценить реальность по тому, что показывали с телеэкранов?
