На палубе показались первые из пленников, выбравшихся наконец-то на поверхность. Радостные возгласы толпы не умолкали. Жаров, Вишневский и Горин помогли пришвартовать субмарину к причалу и двинулись к трапу, по которому уже сходили на землю изможденные почти двумя сутками подводного плена люди. Соплеменники их встречали котелками с горячим куриным бульоном и бутылками с квасом.
– Ребята, спасибо! Спасибо! – кричали радостные люди, оказавшиеся на земле и до сих пор, видимо, не верившие в спасение.
Один из них схватил Вишневского за руку и принялся так ее трясти, словно хотел оторвать.
– Спасибо! Братцы! Не оставили! Спасибо!
– Своих не бросаем, – закивал Никита и махнул свободной рукой. – Вообще, не нас благодарить надо, а Палыча. Без него ничего не вышло бы. Вон он…
Уставший Самсонов сидел возле лодки с соляркой и, кажется, задремал, несмотря на невообразимый шум, царивший на территории завода.
– Братва!!! Качай Палыча!!! – заорал кто-то, и толпа двинулась в его сторону.
Старый мичман вдруг вскочил и, вытаращив глаза, бросился бежать:
– Да идите вы все на хрен!
– Лови его!!!
– Где Цой? – спросил Вишневский, выдергивая руку из хватки одного из бывших узников подлодки.
– Он сказал, что выйдет последним.
– Капитаном себя возомнил, – усмехнулся Горин.
Александр Цой действительно вышел из рубки последним. И он не торопился сходить на берег. Стоя на палубе, Цой озирался, хмуро разглядывая то, во что превратился окружающий пейзаж с тех пор, как они задраили люки лодки и опустили ее на дно. В конце концов он все-таки неторопливо сошел на берег, тут же попав в объятия своих друзей.
– Саня, ты чего такой смурной?! Все закончилось ведь?! – восклицал Никита, радостно хлопая спасенного друга по спине.
– Сколько жертв? – хмуро откликнулся Цой.
– Да в том и дело, что нет жертв, Саня! Никто из людей ни здесь, ни в Вилючинске не пострадал! Успели эвакуироваться!
– А вы-то как уцелели на тральщике?
– О, это долгая история…
– А где Оксана? Она в порядке?
– Она в патруле сегодня. Не волнуйся, – кивнул Жаров…
Мичман Самсонов был все-таки пойман, и толпа радостно подбрасывала его на руках, не обращая внимания на яростную матерщину, изрыгаемую на их головы Германом Павловичем. Большое количество людей пробивалось к эпицентру событий, чтобы тоже принять участие в данном действе, и через эту толпу пытался пробиться одинокий всадник. Точнее, всадница.
– Дорогу! Дорогу дайте, черт вас дери! – кричала молодая и крепкая телом наездница с русой косой, свисающей из-под военной камуфлированной кепки. За ее спиной висел автомат, а на широком поясе ножны с мачете.
– А вот и Оксана твоя. Может, теперь улыбнешься, Санька? – хмыкнул Горин.
Пробившись, наконец, к причалу, Оксана ловко спрыгнула с коня и обняла Цоя, жадно поцеловав.
– Живой, мерзавец.
– Ну, спасибо, – проворчал Александр.
– Ребята, я тороплюсь. У меня хреновое известие, – мотнула головой Оксана.
– Что случилось? – все четверо, не сговариваясь, нахмурились.
– Возле старых эллингов, точнее, возле того места, где они были до цунами, мы нашли труп.
– Опять зверь?! – воскликнул Жаров, недобро покосившись на Горина, который, как и некоторые другие, нес ответственность за то, что огромный медведь ушел живым.
– Нет, парни. Не зверь. Это утопленник. И, похоже, он не просто утонул. Переломало его всего. Есть мнение, что он в цунами попал. На берегу куча мусора осталась после сегодняшнего отлива. В этом мусоре мы и нашли тело.
– Вот тебе и нет жертв, – поморщился Горин. – Опознали? Кто этот утопленник?
– Мы пытались. Костер даже разожгли, чтоб его лучше разглядеть. Распух он сильно, но все-таки никого из приморских мы в нем узнать не смогли.
– Вилючинец?
– Если не наш, то оттуда человек. Больше просто некому. Вулканологи ведь все живы…
Разозлившийся от такого известия Жаров вскинул руки:
– Черт возьми, а ведь все участковые старшины докладывали, что на их участках все люди живы! Ну, я им, сукам, устрою! Ребята, соберите сейчас же всех наших старшин и пусть начинают считать людей. Немедленно! А я сейчас же поеду в Вилючинск и такой им разнос устрою!..
– Ну уж нет, – вздохнул Цой. – Поеду в Вилючинск я.
– Ты? – Жаров развел руками. – Саня, тебе бы отдохнуть…
– От чего отдохнуть, Андрей? Я два дня сидел на заднице в этой чертовой лодке. Я поеду, и точка. Милая, дай мне коня…
– Я тебе по физиономии дам, милый, – скривилась Оксана. – Черта с два я теперь тебя куда-то одного отпущу. Вместе поедем. Прыгай в седло. Не бойся, конь нас двоих выдержит.
– Оксана, своему патрулю передай, чтоб тело сюда, на площадь несли. Попробуем опознать, – сказал Жаров. – Теперь уже всем поселком.
– Конечно…
* * *
Он парил там, где господствовали владыки камчатского неба – белоплечие орланы. Внизу извилистая, а местами клыкастая береговая линия с то и дело возникавшими тонкими волосками морской пены от накатывающих на берег волн. Стрелы встревоженной воды кое-где перечеркивали бухту, тщетно пытаясь догнать редкие корабли и катера. Вдали, среди сопок, белели, будто россыпь маленьких морских ракушек, Петропавловск-Камчатский и окружавшие его поселки. Далекий горизонт врезался в синее небо царем этого благословенного края – вулканом Авача. Именно так завораживающе должен выглядеть настоящий край земли. Именно так он и выглядит. Разметаемый лопастями вертолета воздух вихрями врывался внутрь и играл с длинными золотистыми волосами еще совсем юной Оливии. Огромные наушники, спасающие от шума двигателя, только подчеркивали овал ее лица и добавляли этому прекрасному образу особую пикантность. Она улыбалась ему, и вдруг горизонт стал разрываться огненными столбами, которые венчали облака огня, так похожие на человеческие черепа. Один гриб, еще один. И вот весь обозримый с этой высоты мир теперь порос ядерными грибами, и зеленые, синие, голубые и белые цвета жизни исчезли, вытесняемые красками ада…
Михаил открыл глаза.
– Милый, прости, я разбудила тебя…
Его встретила та самая улыбка Оливии. Она сидела рядом, чуть склонившись над ним.
– Вовсе нет, – Крашенинников ответил на ее улыбку своей.
– Я твои царапины осматривала. Боялась, что загноились. Но все в порядке. Хотя, раз уж ты проснулся, может, покажешь спину?
– Конечно.
Михаил поднялся и повернулся к Оливии спиной, давая как следует осмотреть вчерашние раны. Благо уже было совсем светло.