— А все-таки, Сергей Павлович, Бог есть!
Королев измерил зама недоверчивым взглядом и, поняв шутку, ответил в том же духе:
— Если, Леонид Александрович, Бог и есть, то в данном случае он был на нашей стороне.
Приближался декабрь. И с каждым месяцем приближался, по расчетам Главного конструктора, старт человека. В глубине души он уже наметил для себя дату, но никогда открыто ни с кем не делился своими планами. А в повседневных делах Сергей Павлович по-прежнему жестко требовал повышенной четкости от всех своих служб, и конструкторских и производственных. Он старался избежать очевидных рисков и надежно обезопасить космического первенца от застратосферных подвохов, неизвестных пока что человеческому организму.
К числу первых неприятностей такого рода Королев справедливо относил радиационную опасность на орбите. Мощность ее дозы, полученная Белкой и Стрелкой, оказалась небольшой, но их полет протекал при спокойном Солнце. Значит, сделал вывод Главный конструктор, в схожих условиях и человек окажется в безопасности. Это обнадеживало.
Тщательная подготовка подошла к концу. Вечером 1 декабря на орбиту Земли ушел с Байконура третий корабль-спутник. Сергей Павлович очень надеялся на этот старт. Он считал его в случае успеха предпоследним. Пассажирами корабля стала новая парочка четвероногих — Пчелка и Мушка, подготовленные службой профессора Яздовского. Их полет проходил строго по программе. Но при спуске, по невыясненным причинам, траектория корабля отклонилась от расчетной. Он раньше времени вошел в плотные слои атмосферы и сгорел.
Сергей Павлович очень болезненно воспринял эту неудачу. Он не стал комментировать случившееся, улетел в Москву и весь ушел в работу. Сергей Павлович рано уезжал из дома и поздно вечером возвращался обратно. Нина Ивановна никак не могла добиться от него ответа на прямой вопрос: «Что же такое удручающее случилось на космодроме?» Сергей Павлович упорно доказывал жене, что полмесяца, проведенные им на Байконуре, оказались впустую потраченным временем.
Но 7 декабря в ОКБ приехали делегаты Звездного Беляев и Гагарин, те два человека, которые с первого знакомства пользовались особым расположением «космического стратега». Капитан Беляев месяц назад вернулся из госпиталя и снова приступил к активным тренировкам, а старший лейтенант Гагарин уверенно выдвинулся в лидеры «заглавной шестерки».
Приезд будущих космонавтов Королев воспринял с воодушевлением. Главному конструктору очень хотелось знать, как оценили провальный старт третьего корабля-спутника его подопечные. Он получил такую оценку. Эти молодые храбрецы судили о происшедшем очень зрело.
— От неудач, Сергей Павлович, никто не застрахован, — сказал Беляев. — Что же касается судьбы четвероногих, то дворняжки остались дворняжками и в космосе.
— С человеком в кабине космического корабля такого просто не могло произойти, Сергей Павлович, — уверенно дополнил товарища Гагарин. — Если бы у меня отказала автоматика, то я без всяких колебаний и команд с Земли перешел бы на ручное управление. Для летчика это вполне типичная ситуация. Исход полета зависит от тебя самого.
За остаток декабря и январь шестьдесят первого Главный конструктор сумел выкроить время и четыре раза навестил Звездный. Там царила нормальная деловая обстановка. Уже подходил к концу теоретический курс. В повестку дня логически вставал полет человека на околоземную орбиту.
Королев строго следовал намеченной программе космических экспериментов. Сразу после Нового года он поручил Мишину составить обобщенный документ подготовки кораблей, предназначенных непосредственно для полета человека продолжительностью до одних суток. Определялся состав корабля, особенности его систем жизнеобеспечения, схема и программа полета. Особо были выделены меры по повышению надежности его систем и необходимые организационные мероприятия. Они включали личную ответственность главных конструкторов, директоров заводов и руководителей служб за безупречность технической документации и конструкторских решений, за надежность и качество изготовления узлов и элементов конструкции.
Сергей Павлович предложил такой порядок, при котором окончательное заключение о допуске ракеты-носителя и корабля к полету должно было подкрепляться совместным решением Совета главных конструкторов по результатам их сборки и комплексных испытаний. На Совете главных Королев зачитал разработанную программу, которая после обсуждения была подписана всеми участниками совещания. С этого дня, 11 января, уникальный документ стал законом при создании и испытании всех систем ракет-носителей и космических кораблей. Контроль за исполнением его требований Сергей Павлович взял лично на себя.
Утром 3 февраля Главный конструктор улетел на Байконур, и через девять суток под его руководством с полигона стартовала межпланетная станция в сторону Венеры.
2
В отряде будущих космонавтов сложились исключительно дружеские отношения, но все они получили безобидные клички, кроме Беляева и Комарова. Им «Гагара» приклеил уважительное звание — «академики». Так и пошло. Но в середине сентября Беляев еще залечивал травмированную на парашютных прыжках ногу. Варламов же выписался из госпиталя, приступил к тренировкам. А они не стали легче. Наряду с сурдокамерой суровым испытанием для будущих космонавтов стала центрифуга. Врач Ада Котовская с каждым новым экспериментом все увеличивала нагрузки. Первым на двенадцать «жэ» пошел Гагарин. Когда его вращали, Титов, следующий, лежал на диване и штудировал карманный атлас. Он несколько раз прошелся по карте и наизусть, закрывая пальцем названия, перечислил все звезды, которые могут пригодиться ему в полете для ориентировки при спуске.
Эксперимент на вращение продолжался в пределах до пяти минут. Когда колесо остановилось, Юрий внешне выглядел, как всегда, но Котовская поняла, что чувствует он себя на этот раз неважно. На вопрос доктора о самочувствии Гагарин пожаловался на неплотное прилегание очков. Под них сильно задувало, и он не мог точно реагировать на огни. Кроме того, ему показалось, что крест по достижении цифры 12 почему-то серел. Титов таких перемен не отметил, но сказал Котовской, что после цифры 10 особой разницы в самочувствии не происходит, давит, однако, очень сильно.
В конце ноября для Гагарина доктор довела нагрузку до запредельной цифры 13! Но и в этом случае Юрий, на вопрос Котовской: «Как самочувствие?», ответил: «Хорошее». А вот Варламов, при увеличении нагрузки только в десять раз, почувствовал себя плохо. Через день, результат эксперимента оказался тем же — отрицательным. Последовал неумолимый приговор — Варламов был отчислен из отряда. Его место в «ударной шестерке» окончательно утвердилось за Быковским. Щупленькому Валерию стало привычным замыкать шеренгу более рослых товарищей.
Будущие космонавты продолжали упорно осваивать все еще загадочный для них макет корабля. Казалось, все в его кабине было продумано до мелочей, и все же Главный конструктор, бывая в Звездном, всегда спрашивал своих подшефных, что, по их мнению, надо бы сделать по-другому. Оборудование кабины было насыщенным, начиная с приборной доски. Установленные на ней приборы показывали давление воздуха, его температуру, содержание кислорода и углекислого газа в кабине. В левой части доски разместился небольшой глобус, созданный специалистами Московского авиационного института. Об устройстве уникального прибора и принципах его работы рассказал на занятиях в отряде ведущий конструктор ОКБ Феоктистов.
