– Да чем это плохо? Он же президент! – не понимаю я.
– Он же замкнул всех их только на себе лично! У него больше шести тысяч вооруженных людей в службе безопасности, а где они числятся? Они не в штате, это тебе в любом подразделении скажут. Эти 6000 человек кормятся у Кадырова, но если Кадырова вдруг не станет, они не перейдут к его преемнику, к новому президенту, понимаешь? Они никому больше не подчиняются, только Кадырову! И на оперативных совещаниях, когда собирают все силовые подразделения, теперь Рамзан Кадыров задает тон. Он говорит: я буду делать то и то, и он ни с кем не советуется, не спрашивает разрешения. А он даже школу милиции не закончил, не то что войсковое заведение! А сейчас говорят, что Кадыров хочет все чеченские силовые подразделения, не подчиняющиеся Рамзану, расформировать и полномочия будут только у Рамзана. Это даже не Кадыров так решил, а Рамзан! Потому что теперь большую часть работы Кадырова делает Рамзан.
– Но послушайте, он же приводит боевиков, они сдают оружие, – спорю я. – До Рамзана никто еще этого не делал.
– Это же спектакль! – Ибрагим зло смеется. – Неужели в России этому верят? Ведь в Чечне все знают, как это происходит! Боевиков ловят ночью по домам, когда они к женам пришли, и увозят в Гудермес – у Рамзана там все есть для содержания пленных. А вместе с этими боевиками увозят их родственников. Чтобы отпустили родственников, боевики обещают сдаться, принести оружие. Но это не значит, что они поменяли свои убеждения!
На экране в программе новостей появляется Ахмат Кадыров, который говорит, что надеется на сдачу Масхадова, что он, Кадыров, примет его с радостью и готов просить Путина о помиловании президента Ичкерии.
На следующий день я отправляюсь в Гудермес, где с предварительного разрешения главы Чечни должна встретиться с Магомедом Хамбиевым и другими сдавшимися масхадовцами. По сути, Гудермес сейчас выполняет функции столицы – именно здесь сосредоточена вся власть. Служба безопасности, которую возглавляет Рамзан Кадыров, обосновалась на въезде в город.
В штабе службы безопасности узнаю, что Рамзан неожиданно уехал в Москву вместе с Ахматом Кадыровым. Но начальник штаба Артур Ахмадов в курсе моей договоренности и тут же звонит Хамбиеву. Переговорив, сообщает:
– Магомед сейчас в больнице, там у нас лежит Харон Бейбулатов, он командовал юго-восточным сектором Ножай-Юртовского фронта. Харон вышел сразу за Магомедом, но у него давление высокое, вот снова в больнице. Магомед побудет у него и через час приглашает вас к себе домой.
Я осторожно спрашиваю, нельзя ли встретиться еще и с Шаа Турлаевым, начальником охраны Масхадова, который месяц назад сдался Рамзану Кадырову и был госпитализирован в гудермесскую больницу, где у него ампутировали ногу из-за гангрены.
– Он в больнице и очень тяжелый, – говорит Артур. – Мы к нему никого не пускаем.
– Но мне обещали с ним встречу.
– Я не знаю, – качает головой Артур. – Если Рамзан мне скажет, я разрешу. А так – не получится.
В кабинет заходит человек в камуфляже. Лицо кажется знакомым.
– Я видела вас вчера по телевидению, – говорю я. – Вы Резван Куцуев? Бригадный генерал?
– Теперь он сотрудник службы безопасности, – смеется Артур. – Бригадных генералов у нас больше нет.
Спустя пять минут бывший бригадный генерал рассказывает о своей жизни в лесу.
– Всю вторую войну я провел в Ножай-Юртовском районе, закрывал Зандакское направление. В лесу было тяжело. Человек, который там не был, не поймет. Продукты, оружие, снаряжение – все приходилось таскать на себе. Но мы не отставали от жизни, читали газеты. Ваш «Коммерсантъ» я тоже читал. У меня был телевизор, радио. И мы знали все новости.
– И вы не жалеете, что пошли воевать?
– Нет. Я не жалею, что был там. Я не считаю, что даром воевал.
– Зачем же вы сдались?
Куцуеву не нравится употребленное мною слово. Он не сдался. Он сложил оружие. Артуру Ахмадову тоже не нравится это слово.
– Сдаются на поле боя, когда поднимают белый флаг, – поправляет он. – А мы складываем оружие.
– Вы тоже из тех, кто сложил оружие? – удивляюсь я.
– Да, – говорит Артур. – Я воевал против России и в прошлом году сложил оружие.
Политика президента Кадырова резко повлияла на людей, считает Артур. Эта политика повлияла и на него, и на Хамбиева, и на Резвана. Поэтому теперь они с Кадыровым. В прошлом году в марте Артур был амнистирован.
– Так почему вы решили сложить оружие? – поворачиваюсь я к Резвану. – Тоже политика Кадырова повлияла?
– И политика тоже. Кадыров сумел добиться того, чтобы прекратились зачистки, для проведения которых федералам были предоставлены все полномочия. Он стал возвращать беженцев, помогать им обустроиться. Я воевал за суверенитет Ичкерии. Вы думаете, мне помешали бы трудности жизни в лесу? Клянусь, нет.
– Что тогда?
– До того дня, как я вышел к Рамзану, ни один житель вокруг Зандака не ложился спать с уверенностью, что к нему ночью не вломятся. Их трясли из-за нас. Ломали двери, окна, врывались к родственникам. И люди просили нас прекратить это. Мы решили выйти, раз люди так хотят. Тем более был референдум, и народ продемонстрировал, что хочет жить с Россией. Когда я ушел воевать, народ высказывался за суверенитет Ичкерии.
– Вас осуждали ваши товарищи за это решение?
– Осуждали, и сейчас многие осуждают. И я раньше осуждал тех, кто сдался. Но теперь я с ними вместе. Мы, чеченцы, всегда найдем общий язык. Но мы никогда не найдем общий язык с теми, кто извне. Хозяевами Чечни должны быть чеченцы.
– А как вы решили выйти к Кадырову, не боялись?
– Бояться мне нечего. Но я переговорил сначала с Рамзаном, получил от него гарантии и только после этого вышел. Он сдержал все свои гарантии. Рамзан сейчас очень популярен. Я живу спокойно, работаю, и в моем селе жизнь тоже налаживается.
Артур Ахмадов говорит, что появившиеся в последнее время слухи о сдаче Масхадова пока преждевременны.
– Он не выйдет без четких договоренностей и гарантий, – считает кадыровец. – А гарантий пока никто не дает, потому что это зависит уже не от нас, а от Кремля.
Я спрашиваю у начальника штаба, уверен ли он в тех, кто сдает оружие – не повернется ли это оружие против власти?
– Мы можем им помочь вернуться, мы обещаем им свободу, как это предусматривает закон, – говорит Артур. – Но гарантировать, что они не возьмутся за старое, мы не можем. Их на той стороне то меньше, то больше. Пока там еще остаются лидеры, так и будет.
– Какой тогда смысл в этих явках с повинной?
– Смысл в том, чтобы спасти хоть одну жизнь. Чеченцев и так слишком много убивали. А люди должны просто жить. С Хамбиевым пришли 26 человек. И после него еще 30. Это за два месяца. Это большая победа. Вот я разговаривал с Шаа. Он жалеет, что не сдался раньше. Ногу бы сохранил.
