Пышнотелая молодая блондинка начинает свой медленный стриптиз, когда органист плавно переходит к «Hymn a L’Amour».
[23] Ее движения одновременно по-девичьи невинны и сногсшибательно чувственны. Вы замечаете, что на сцене их двое — танцовщица и музыкант; ваш пристальный взгляд перебегает с ее волнующейся и волнующей плоти на его свенгальские глаза, следящие за ней, на его руки, что следуют за нею по клавишам и управляют ею, контролируя ее из темноты.
Каждую пару недель в Бурлескном театре «Майя» тема менялась. Представление строилось на парижских мотивах, поэтому органист играл незаконно добытую, списанную с оригинала вручную аранжировку «Нутп а L’Amour», буквально только что сочиненную аккомпаниатором Эдит Пиаф и еще не выпущенную в этой стране. Танцовщица? — Мэрилин Монро.
Балаганный сезон заканчивается резко, когда студеный зимний ветер загоняет людей в дома, оставляя промозглую «аллею» бесприютной и брошенной. Те, кто может, находят другую работу, пока весной труппа вновь не объединится для следующего турне. Тони ЛаВей уже завоевал репутацию яркой личности (и надежного музыканта) у владельцев бурлескных театров, а потому найти работу в Лос-Анджелесе по части стриптиза для него не было проблемой. Он играл в театре «Майя» и театре Бербанка — двух из числа наиболее популярных театров, — а также в заведении Цукка, легендарном ночном клубе «Город диких голубей». Мэрилин Монро (поочередно бывшая также Мэрилин Марло, Норин Мортенсен и Моной Монро) недавно расторгла контракт с «Коламбией» и приняла предложение менеджера театра потанцевать, «пока не подвернется что-нибудь получше». Ей были нужны деньги на оплату комнаты в «Голливуд Стьюдио Клаб», многоэтажном жилом комплексе, полном других старлеток и «надеющихся», стоявшем недалеко от Центрального кастинга.
Антону было 18 лет от роду; он заявлял, что 25. «Мэрилин сказала, что ей ровно 22, но я ей не поверил. Казалось, каждой девушке, с которой я встречался или работал, было «ровно 22». Шестнадцатилетки говорили «22», потому что думали, что никто не поверит им, скажи они «21», а двадцативосьмилетние считали, что все еще выглядят достаточно юными, чтобы это им сошло с рук». Мэрилин уже успела попозировать для дюжин журналов «с девушками» и сыграть пару эпизодических ролей в кино, и когда был выпущен первый фильм, где она сыграла большую роль («Хористки», стриптизерша), Мэрилин и Антон пошли посмотреть его вместе. «Казалось, ей было интереснее слушать комментарии зрителей на выходе из кинотеатра, чем смотреть, как она выглядит на экране. Ей было трудно осознать, что та экранная красотка и она сама — одно лицо».
Как танцовщица в бурлескном театре, «она была тем, что другие девушки называли «таскающая за цепь» — это значило, что она предпочитала раздеваться медленно, — говорит Антон. — Вежливый термин для этого был «экзотика» — оргазмический номер, в противоположность более неистовым, стремительным раздеваниям. Большинству мужчин это нравилось — некоторые засыпали, но большинство любило сладкую пытку. Для девушек, желавших считаться «артистками», это значило быть «таскающими за цепь»».
«Я всегда извлекаю из женщин порочность и непристойность. Даже когда они думают, будто они добродетельны, «приемлемы» и чисты, я извлекаю порочность, живущую в них. Это все потому, что я сам, как принято считать всеми, настолько зол и зловещ, что они чувствуют, что могут вести себя рядом со мною куда развратней, чем рядом с любым другим мужчиной».
У нее возник небольшой конфликт с помощником режиссера. Она планировала открыть свой номер с песни «Это магия», ставшей популярной в исполнении Дорис Дей. «Деревенский парень», неотвязно красивая песня Иден Абез, должна была идти следом. Но помреж беспокоился, что она вгонит посетителей в сон. Он заменил «Деревенского парня» на «Медленную лодку до Китая». «Величайшее чудо, понимаешь ты, нет, это просто любить и быть любимым в ответ». Его работой было следить за тем, чтобы девушки достаточно разнообразили свои номера, чтобы все было живо — когда надо, бодро, когда надо — лирично. Мэрилин лучше выступала под медленные вещи, такие как «Глубокая ночь». Антон согласился с ее выбором музыки. «Ей не подходили номера в быстром темпе, вроде «Рэгтайма ковбоя Джо» — которые, как ни странно, были как раз того рода музыкой, под которую она позднее танцевала в кино… вещи вроде «Тепловой волны» и «Никакого удержу». Но ее подлинная изюминка заключалась в ее мягких чертах лица и почти нездоровой, преувеличенно бледной плоти. Ей была нужна музыка, которая подчеркнула бы эти ее особенности».
Именно этой необычной белизной кожи Мэрилин и привлекла Антона в первую очередь, «Она действительно пробудила от спячки мое давнее навязчивое влечение к этой характерной полупрозрачности кожи. Я никогда особо не интересовался блондинками, пока не встретился с Мэрилин. Но, если восстанавливать цепи причинности, я могу вспомнить одну вечеринку, на которую мои кореша позвали меня, когда мне было примерно 16. Когда мы вошли в гостиную, кучка подростков устроила на полу кучу-малу, и все они дружно придавили эту самую девицу, так что ее платье задралось над задницей. Я увидел эти тоненькие панталоны, растянутые ее белыми, пухлыми ляжками… Она была блондинкой, с тем же самым, мэрилиновским типом кожи. Она была просто еще одной школьницей — я никогда не имел к ней никакого любовного интереса. Я едва посмотрел на нее, ничего такого не подумав, отвернулся и пошел по своим делам. Это просто показывает, что ты никогда не можешь предсказать, как и когда случится твоя ИЭК. Эта штука, которую невозможно планировать заранее, — она просто происходит, и все».
ИЭК (инерция эротической кристаллизации): точка во времени и личном опыте, когда застывает сексуальный архетип (или фетиш) личности.
«Потом, когда я в первый раз увидел Мэрилин на сцене, она повернулась спиной, и у нее была эта бледная, как зефир, плоть, с маленькими синяками внизу, на задней стороне бедер — и меня пронзило то самое эротическое чувство, которого я на самом деле не ощущал с той вечеринки двухлетней давности. Это было скорее пробуждение объекта похоти, я обязан признать это, нежели пробуждение реального объекта любви. Любовь приходит только после похоти, если приходит вообще. Сейчас, когда я думаю о Мэрилин, я вижу ее не так, как она выглядит на всех этих постерах или в фильмах, — я вижу те чудесные пухлые белые бедра».
Инциденты длятся вечно. «У меня есть только воспоминания — единственная вещь, в которой мы можем быть уверены. Каждый, кто пытается украсть у меня мои воспоминания, атакует меня всерьез. Все есть воспоминания плюс эстетика. На самом деле это единственные вещи, имеющие значение».
Мэрилин была весьма впечатлена Антоном как музыкантом. «Это было во время ее «музыкантской фазы», когда она выхаживала свой полузадушенный роман с Фредом Картером, музыкальным директором «Коламбии»». В ту самую первую ночь Антон подошел к Мэрилин между выступлениями с кое-какими советами насчет песен, которые можно было бы добавить к ее программе. Когда начался третий номер, Антон вставил пару припевов из «Любовника из снов» и «Глубокой ночи». Мэрилин отвечала, благодарная его умению извлечь максимум из любого музыкального произведения. Хотя она раздевалась лишь до узкой ленты, прикрывающей пах и крепящейся к другой ленте, на талии, и декоративных цветочков, скрывающих соски, ее движения подчиняли толпу своей власти. Когда она закончила танец, оба они уже знали, что станут любовниками.
