— Дев можно встретить на пустынных берегах рек, диких, заросших высокой шмелькой и кустами горького гумрала. Живут они и на живых болотах, не оскверненных черными ведьмами, заманивая путников в трясину, укрытую ковром болотных трав, — продолжал свой рассказ мастер. — Человеку это место кажется чудесным для отдыха, но безопасно передвигаться по нему могут лишь мелкие птицы да юркие верьяны. Человек или зверь, ступивший на «ковер» девы, прорывает его своей тяжестью и будет незамедлительно увлечен на самое дно болота.
Ломмерит встречает путников, сидя на огромном листе лилии. Она любит выходить в летние светлые ночи и зовет к себе своих жертв, обещая вечную любовь. От ее голоса и прекрасных глаз любой лишается рассудка и ступает прямо в ловушку, чтобы хоть на шаг приблизиться к пленительнице.
Первый шаг становится для несчастных и последним. Едва же подступают первые морозы и лед сковывает воду, как девы оказываются запечатанными природным щитом до тех самых пор, пока с первыми весенними лучами солнца их голод вновь не призовет очередного путника или неосторожного охотника…
Мастер замолчал, обводя взглядом своих учеников. Они притихли и смотрели на него, словно птенцы астхики из своего гнезда. Прек объявил, что на сегодня они свободны, и Рейн нехотя поднялся. Сейчас его ожидал Эверет. Хотя нельзя сказать, чтоб ожидал, скорее маг надеялся, что ученик сбежит или некие непреодолимые обстоятельства вынудят отменить занятие.
В зале вновь поднялся шум, сокурсники принялись толкаться, пытаясь побыстрее покинуть зал и оказаться в коридоре. Броган на ходу чмокнул жену в макушку, взъерошил ей волосы и вышел во двор. Яркое солнце заставило сощуриться и приставить ладонь ребром ко лбу, пытаясь рассмотреть округу. День был чудесным, дракон сделал шумный вдох, заставляя себя думать только об этом. Дышать и наслаждаться летним днем. Сегодня он снова возьмет лук и войдет в Кабриум.
Рейн засунул руки в карманы штанов и пошел к высоким воротам оружейки. Кольцо прохладой давило на шею. Молодой человек едва сдержался, чтобы не схватиться за ошейник, словно боясь, что тот свалится с него прямо посреди двора. Паника накатила так внезапно, что Рейн остановился перед воротами и уперся в них обеими руками, опуская голову.
— Смотреть и видеть… — Он принялся глубоко дышать и заставил себя разглядывать траву под пыльными ботинками.
Вот едва приметный жук взобрался на тонкий зеленый побег. Под тяжестью своего внушительного блестящего брюшка он свалился вниз, беспомощно шевеля лапками.
— Ну и дурень, — хмыкнул Броган и наклонился, желая поднять глупое насекомое.
Но жук и не думал принимать помощь человека. Он присмирел, уперся лапками в засохший лист и ловко перевернулся. Затем снова упрямо полез на тонкую былинку.
— Что ты делаешь? — пробормотал дракон, глядя на него синим взглядом.
На этот раз насекомое действовало осторожнее, неспешно пробираясь на самый край травинки. Конечно же бедняга снова свалился, но не оставил надежды осуществить задуманное. Рейн нахмурился, переводя взгляд на ворота. Походил ли он на этого жука? Был так же глуп, упрям и слеп, не видя, что решил осуществить невозможное? Броган не мог ответить себе ни на один вопрос, просто чувствовал, что не остановится, даже если придется взбираться на проклятую «травинку» до конца своих дней.
Ивар задержался в зале, дожидаясь, пока шумные сокурсники покинут его. Прек слегка улыбнулся, заметив одного из близнецов. Решил говорить с ним наедине? Мастер прошел к арке, глядя в сад, и дракон последовал за ним, наконец решившись.
— Мне нужен ваш совет, мастер Прек, — проговорил Ивар.
— Я с радостью поделюсь с вами своими скромными знаниями, — просто ответил мужчина. — Что же вас интересует?
— За время моего обучения в Вен… в ином месте, — глухо начал Броган, — я не успел получить необходимые знания о свободных землях. Возможно, вы посоветуете мне книги, которые восполнят этот пробел, или я могу надеяться, что сами поделитесь тем, что вам известно?
— О народах свободных земель не расскажешь в двух словах, — Прек неспешно прислонился к каменному краю арки, — и я не могу вынудить вас пропустить очередное занятие. Мастер Аглериан этого очень не любит.
Учитель усмехнулся, сверкнул прекрасными глазами и продолжал:
— Я подготовлю для вас список книг, которые будут полезны. Также приглашаю посетить мой кабинет после занятий, я помогу вам разобраться в некоторых вопросах.
— Благодарю вас. — Ивар коротко склонил голову, а затем решился спросить: — Почему агернийцы так дорожат своими волосами? Почему не подрезают их и не позволяют подвязать для удобства?
Броган закусил губу от неловкости. Прек усмехнулся и скрестил руки на груди.
— В роду Агерн никто не носит длинных волос, вас сбила с толку прекрасная Риэль.
— Разве она не из этого рода? — нахмурился дракон.
Ведь Эллгар упоминал, что Тиганы были в родстве с агернийцами. Солгал? Или сам не был в курсе?
— Ведьминский дар требует особой подпитки, — принялся объяснять Прек. — И лесная ведьма, которая использует свои косы для связи с материнской стихией, и женщины рода Тиган поступают таким же образом.
— Какая же стихия является материнской для Риэль? — поинтересовался Ивар.
— Земля, — отозвался мастер. — У самой земли черпает свои силы объект вашего внимания.
Броган почувствовал, как его кинуло в жар, и поспешил нервно оттянуть воротник рубашки.
— Я всего лишь восполняю пробелы в знаниях.
— Хм, — задумчиво вздохнул Прек, — в моей юности это называлось иначе.
— Вы ошибаетесь, — пробормотал дракон.
— Увы, моя природа не позволяет мне заблуждаться насчет испытываемых чувств. Вам не стоит стыдиться или страшиться их.
— Испытывать подобные чувства нецелесообразно!
— Вот как? — Светлая бровь Прека удивленно изогнулась.
— О таких, как я, говорят, что они родились не в свое время и не на своем месте, — глухо проговорил Ивар.
— О таких говорят, что они вершили историю, — усмехнулся мастер. — Ступайте, вы пропустите занятие. Жду вас вечером в своем кабинете.
Ивар пошел мимо нескольких рядов лавок, но остановился перед дверьми с протянутой рукой, так и не решаясь толкнуть их.
— Подобные чувства — они могут стать гибелью для кого-то. Ведь так? — Дракон обернулся, тревожно глядя на Прека. — Для тех, кого мы любим, эти чувства могут стать гибелью?
Мастер долго молчал, стоя под аркой в золотом солнечном ореоле. Затем вышел в тень зала и тихо заговорил:
— Я испытывал все те же чувства, что и моя мать, каждый оттенок, каждую грань. Я был с нею единым целым. Когда она оставила меня, собираясь принять свою судьбу, ее чувства не изменились. До последнего вздоха они были так же сильны. Мать не сожалела, что любила. Я не из тех, кто посоветует вам жить разумом и соблюдать выдуманные людьми правила. Полагаю, что своими речами я лишь заведу вас в трясину собственных чувств и убеждений. Любовь может стать гибелью, верно. Но пустую жизнь, находящуюся в оковах чужих страхов, выгод и лжезаконов, я бы не предпочел возможности ощутить вкус той самой жизни, пусть цена и будет слишком высока.
