– Ты… – Саша захлопал глазами, на лице его написано было жесточайшее разочарование в лучшей подруге. – Ему?! Чудовищу?! Тебя заколдовали? Но Джамдир говорил, что на нас…
Шура поняла – пытаться что-то объяснить бессмысленно, во всяком случае, сейчас. Сашка помнит только то, что говорил Джамдир. И даже скажи она, что «чудовище» в лучшем случае на пару лет старше их обоих, это ничего не изменит. Зло есть зло, сколько бы ни было ему лет, ответит Семенов.
– Ладно, – сказала она, – пойду, попробую узнать, что с нами делать собираются. Пока, Семенов.
Он проводил ее взглядом, в котором ясно читалось: он ошеломлен таким предательством приятельницы – она ходит, где хочет, она намерена узнать их дальнейшую судьбу, она… пыталась спасти хозяина Нан Кванти! Джамдир был прав – зло многолико и так притягательно, особенно для девчонок!..
– С лэа всё в порядке? – негромко осведомилась Эман, когда Шура прикрыла за собой дверь.
– Да. Всё нормально, – кивнула та. – Вы меня проводите к… ну…
– Прошу лэа следовать за мной, – кивнула та и больше не произнесла ни слова за всё время пути.
По сторонам Шура не смотрела, так что не смогла бы ни найти обратной дороги, ни рассказать, каков изнутри замок Нан Кванти. Да и не особенно ее это интересовало. Больше всего хотелось сбежать из этого места как можно дальше и как можно скорее. И Сашку утащить – он дурак, конечно, но Джамдир и взрослым магам головы морочил, что ж говорить о мальчишке!
– Лэ Ерхайн ждет, – раздалось у нее над головой, и Шура вздрогнула.
На сей раз у двери обнаружилась стража: четверо рослых мужчин, безо всяких там сияющих доспехов и торчащих на виду смертоносных штуковин вроде алебард. Но ясно было, они не просто так тут стоят.
В большой комнате оказалось светло – полуденное солнце лилось сквозь распахнутые настежь высокие окна, яркие блики от цветных стёкол бродили по стенам, по пушистому ковру…
– Здравствуй, – сказал Ерхайн. Он полулежал в большом кресле, и в тёплом солнечном свете становилась особенно заметна его землистая бледность, тёмные круги под глазами и будто заострившиеся черты лица. – Устраивайся. Прости, я пока не могу подняться, чтобы поприветствовать девушку, как должно.
– Да не бери в голову, ерунда какая! – ответила Шура, не подумав. Потом сообразила, что он упорно называет ее девушкой и, кажется, не в насмешку, отчего-то смутилась и быстро спросила, чтобы сгладить неловкость: – А ты как?
– Жив, как видишь, – Ерхайн дернул плечом, улыбнулся. – Благодаря тебе.
Шура почувствовала, что начинает краснеть, разозлилась на себя – вот когда нужно, не может выдумать достойного ответа! Собеседник её спас:
– Я слышал, моя мать приходила к тебе?
– Да! – охотно ухватилась Шура за эту соломинку. – Она ужасно из-за тебя перепугалась!
– Я знаю, – кивнул Ерхайн. – Может, и не стоит так говорить, но если моё ранение послужило тому, что матушка прервала затворничество и вернулась к нам, я могу лишь радоваться этой счастливой случайности.
– Да, ты же говорил, она в трауре, – припомнила Шура. – Только… почему она была в белом?
– Таков цвет траура Нан Кванти, – пожал плечами юноша и поморщился, видимо, движение причинило ему боль.
«Ну да, логично, – усмехнулась про себя Шура. – У Светлых траур – черный цвет, у Тёмных – наоборот. Могла бы сама догадаться».
– Ты навещала Избранного, – сказал Ерхайн. – Дайхин сказал, он не желает говорить ни с кем, но с тобой…
– Со мной поговорил, – хмыкнула Шура. – Джамдир… то есть Ерджам здорово ему голову задурил. Только и твердит… Слушай! – испугалась вдруг она. – А он не стал рабом Вещи? Он ведь до нее почти дотронулся! Может, он поэтому такой?
– Нет, – качнул головой юноша, фыркнул, сдувая со лба непослушную челку. – Ты верно сказала – почти дотронулся, но в руки взять не успел. Снова благодаря тебе.
– Да, это был великий подвиг, – хмуро ответила Шура. Должно быть, весь замок об этом не только знает, но и потешается!
– Если бы он коснулся Веши, то стал бы ее хранителем. Я бы понял это еще тогда, – продолжил Ерхайн, милосердно не замечая ее досады. – Но этого не случилось. А кроме того… он не желал Вещь для себя, но и не понимал, что это такое. Ты ведь видела Вещь, как она есть, верно?
– Я сама толком не знаю, что видела, – созналась Шура.
– А Избранный видел лишь некий артефакт, который необходим его наставнику и прочим, – спокойно сказал Ерхайн. – Хранитель таким быть не может.
– Понятно… – Опустив голову, Шура разглядывала узоры на ковре, и ей казалось, будто те постоянно меняются. Потом она все-таки посмотрела на хозяина Нан Кванти. – Ерхайн… А что с нами будет?
Он вопросительно приподнял брови.
– Ну, что ты с нами сделаешь? – уточнила она. – Я – ладно, я ничего собой не представляю, а Сашка всё-таки Избранный. Мало ли, что…
– А чего хочешь ты? – негромко спросил он. – Проси, не бойся. Я обязан тебе жизнью.
– Верни нас домой, – попросила Шура. – Пожалуйста! Ты ведь можешь? Или Джамдир и тут соврал, и обратно – никак?
– Я смогу открыть проход в ваш мир, – кивнул Ерхайн. – Правда…
– Что?
– Немного погодя, – усмехнулся он. – Сейчас мне не хватит сил. Вам придется подождать.
– Конечно! – Шура обрадовалась так, что не находила слов. – Сколько нужно, столько будем ждать! Ты лечись, это важнее…
– Мне нужно еще три или четыре дня, – с той же усмешкой ответил Ерхайн на ее порыв, – не больше. Трава кьян – прекрасный лекарь, а Дайхин – и того лучше. К слову, я верну тебе твою собственность…
– А? – нахмурилась девочка, потом сообразила, о чем он. – Не надо. Оставь себе, тебе нужнее. А мне зачем в моем-то мире? Может, трава кьян там вовсе погибнет, жалко будет!
– Ты права, – помолчав, произнес он. – И знаешь… У тебя есть время. Подумай как следует.
– О чём?
– О том, действительно ли ты хочешь вернуться домой, – тихо сказал Ерхайн, подняв на нее глаза, и Шура в который раз поразилась тому, насколько они яркие – в жизни не видела таких!
– Постой, – помотала она головой. – Я что-то не пойму… Мне что, нельзя возвращаться? Что-то плохое случится? Ну там равновесие нарушится, если все начнут туда-сюда шастать, так, что ли?
Юноша молча покачал головой.
– Или это… – Шура задумалась. – Какие-то ваши магические штуки?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… например, трава кьян. Сперва была моей, теперь стала твоей, а вдруг с этим что-то важное связано?
– Ничего такого, – ответил Ерхайн и вдруг нахмурился. – А трава кьян пробовала твою кровь?
– Д-да… – выговорила Шура. Сердце оборвалось – неужели из-за этого?! Но ведь он не мог знать, она ничего не говорила! – Руку мне порезали… вот тут. – Вздернув рукав, она показала тонкий шрам. – Поэтому мне нельзя возвращаться, да? Моя кровь осталась тут, что-то вроде этого?
