– Ой, а можно я, Дин? – резво подскочила со своего стула Майя. – Я умею! Честное слово, умею! Я и Юльку раньше пеленала, и Сашку! Раньше же никаких памперсов вообще не было! Пойдем, Тань! Где тут у вас пеленки…
Ишь, как бедная Майка с места ринулась! Чуть стул не опрокинула! Хорошо хоть не обернулась от двери, лица Динкиного не увидела, от довольной усмешки расплывшегося. Нет, все-таки хорошо, что есть у нее подруга Майка. Не так скучно жить. Жалко будет, если она потом в свой Питер свалит. В свою квартиру. Надо же, как повезло Майке с этой адвокатессой! Вот если б Динке такое счастье когда привалило! Можно же эту большую квартиру продать, например, себе купить поменьше, а разницу денежную вложить во что-нибудь выгодное. Да сейчас столько вариантов всяких. Там она порядочная, наверное, будет, эта разница-то…
Вздохнув, Дина потрясла бутылкой перед глазами, вылила остатки вина в свой стакан. Выпила. Задумчиво сунула в рот кружок сырокопченой колбасы, начала жевать, мерно двигая челюстями. Квартира, говорите? Ну, ладно… Что ж это Димка никак не идет? Вроде загулять ему не с кем, раз Майка здесь…
– Дин, я пойду, наверное… – вздрогнула она от тихого Майиного голоса. – Ксенечка уснула, я ее спеленала…
– Здрасте – пойду! Да мы и не посидели еще! Погоди, сейчас Димка придет, мы его в магазин сгоняем!
– Нет, Дина. У меня мама болеет, я обещала пораньше прийти, ужин приготовить. Пойду я. Пока.
– Ну что ж, иди…
Дина встала посреди прихожей, уперев руки в поясницу, стала наблюдать, как Майя торопливо натягивает на ноги полусапожки, как шарит рукой по плащу в поисках второго рукава.
– Димке-то привет передать? Иль не надо? – спросила Дина чуть насмешливо.
– Передай. Если хочешь.
– Мам, я Майю Витальевну до остановки провожу! – выскочила в прихожую Танька, на ходу застегивая молнию на джинсах. – Погодите, Майя Витальевна, не уходите без меня!
Закрыв за ними дверь, Дина медленно прошла в комнату, плюхнулась в твердое неудобное кресло. Потянулась было за пультом от телевизора, но, оглянувшись на спящую Ксеньку, только вяло махнула рукой. Вздохнула тяжело. Показалось, оставшийся после Майи запах духов метнулся мимо нее легким нежным ветром. Хороший запах. Тонкий, дорогой, из новомодных. У нее таких духов сроду не было. Будто даже и не вписывается этот запах в ее квартирную бедность, на волю просится, вслед за своей хозяйкой. Квартиру, говоришь, скоро в Питере получишь? Жить, говоришь, там будешь? Сыну хорошее образование давать? Ну-ну. Говори-говори… Куда ж это ты от любимого своего Димочки уедешь, милая моя. Никуда и не уедешь…
Майя
Как быстро подкралась осенняя мокрая стылость – будто и не было яркого сентября с его солнечными деньками бабьего лета, с прозрачными, но уже довольно прохладными вечерами. Все. Пятнадцатое октября. Конец празднику. Почти все листья сброшены, прибиты к земле тяжелым холодным дождем. Не шуршат под ногами, а скользят и чавкают мокрой жалостью, и можно запросто ноги промочить. И заболеть потом. Господи, как же у них тут холодно, и неприютно, и пахнет затхлостью…
Майя поежилась, села на кровати, натянула одеяло на голые плечи, подтянула к подбородку коленки. И стена у этого развалюшки-домика ледяная, будто пропитанная дождем. Спина сразу замерзла. И обогреватель не может пробиться теплом через устоявшуюся в нем сырость. Еще бы. Наверное, в этом домике и летом-то никто не жил…
– Замерзла? Я сейчас… Покурю только…
Димка обернулся от окна, затянулся сигаретой, выпустил дым в открытую форточку. Обхватив под одеялом коленки руками, Майя покачала головой, улыбнулась грустно. Нет, она не замерзла. Она, наверное, уже привыкла не замерзать, не жаловаться на неудобства, привыкла к таким вот щитовым домикам на турбазах, к незнакомым квартирам, к маленьким придорожным гостиницам… И к насмешливо-понимающим лицам администраторов, горничных и кастелянш привыкла. Почему-то у всех у них одинаковые лица. Кажется, даже имен у них нет. И от белья их постельного одинаково пахнет затхлостью. И взглядами они их провожают одинаковыми. И на Димкины веселые подмигивания и прибаутки реагируют одинаково – смеются с кокетливой готовностью. А на нее смотрят так, будто она существо женского рода презренное, случайно такому красивому мужику доставшееся…
Что ж, надо признать, Димка и в самом деле юношеского обаяния к возрасту не растерял. Наоборот, вошло оно в новую стадию, трансформировалось в некую сексапильную и опасную для женского глаза харизму. Высокий, хорошо сложенный, широкоплечий, яркоглазый… Хотя вон уже и брюшко будущее слегка обозначилось, и взгляд, на Майю направленный, не так весел и беззаботен, как раньше…
– Ты знаешь, здесь раньше очень хорошая турбаза была, – будто извиняясь за неудобства, тихо произнес он и снова затянулся сигаретой, сильно запав щеками. – Такая природа кругом классная, и озеро чистое… От народа отдыхающего отбою не было. Это сейчас запустили ее, никто не хочет на содержание брать. А если ее выкупить по дешевке, если деньги вложить да подправить тут кое-чего, то очень неплохо даже можно раскрутиться. Сейчас те, кто побогаче, за границу отдыхать ездят, а тому, кто победнее, тоже неохота дома сидеть! Вот бы и несли сюда свои кровные, если разумно с ценами определиться.
– Дим… – предложила Майя. – Пойдем погуляем? Мне кажется, на улице теплее, чем здесь.
– Нет. Там дождь идет.
– Ну и что? В лесу его вовсе и не чувствуется, – не отставала Майя. – Пойдем, Дим. Мне грустно очень.
– А чего тебе грустно? Мы же сегодня вместе! Скоро зима, Майка. Опять мы с тобой бездомными будем.
– Да. Уже пятнадцатое октября. Господи, как быстро время бежит. И медленно. Вот пройдет это пятнадцатое октября – и все. Скорей бы уж.
– Не понял… Чего тебе это пятнадцатое октября далось?
– Сегодня последний наш с Лёней суд. Европейский. Где-то в далеком городе Страсбурге сегодня решается наше дело.
Димка снова затянулся, торопливо выдохнул дым в форточку, повернул к ней удивленное лицо. И впрямь, чего это она заговорила про это? Коснулась вдруг запретной темы – зачем, спрашивается? Существовала меж ними сама собой сложившаяся молчаливая договоренность: никогда не поминать в разговорах ни Лёню, ни Дину. Не говорить, не касаться, никак не ворошить своего прошлого и не трогать настоящего. Все там оставлять, за спиной – хотя бы на время короткой встречи. В это прошлое, так уж получилось, попал и Темка – Дима о нем никогда не спрашивал. Встречи их были довольно редкими, ни к чему их обоих не обязывающими. Любовь в чистом незамутненном виде – так говорил об этих встречах Димка. Майя смирялась. Пусть. Пусть хоть такая будет. Куда от нее, от проклятой, денешься. Пусть будет. А как уж эту любовь Димка обзовет – чистой ли, грязной ли, это уж не столь важно…
– И… что? – все-таки подтолкнул ее к разговору Димка. – Чего там решается-то?
– Да долго рассказывать…
– Ну и расскажи, раз начала. Чего, Лёнька не хочет алименты платить?
