Последняя неделя Дина. Реакция нейтрализации – то он щёлочь на мою кислоту подбросит, то я на его. Тушим друг друга, запаковываем молекулы, прибираем к рукам феромоны. Отодвигаемся подальше, а то заденешь ногу или руку ещё… Он уходит, пожимает всем руки, чуть дольше задерживает мою. Глаза не смеются. Я напоминаю сама себе сдутый шарик.
А с Ховардом хорошо, он действительно Профессионал с большой буквы. Но боже, какой же это скучный, длинный, зубодробительный проект, как я его ненавижу. Молекулы сидят на месте, в волейбол им играть не с кем, поникли, а им летать охота. Замечательный, добрый, трудолюбивый Ховард вызывает раздражение – он сидит на месте Дина. Ладно, проехали и поехали дальше. Работа. Семья. Следующая остановка —…(неразборчиво).
Quid pro quo vadis
Вот он и наступил, долгожданный Reunion. Встреча выпускников. У меня лично десятая, но пригласили всех, кто закончил наш маленький женский колледж n-е количество лет назад, где n заканчивается на пять или на ноль. Только плати.
Первыми идут «божьи одуванчики» – выпускники конца тридцатых – начала пятидесятых, ветераны Троянских и Крымских войн, дай им бог здоровья, выжившим без пенициллина. У «одуванчиков» самый большой комплимент – это если тебя узнали.
– О, это ты, Мэри? Я так и подумала, что на Мэри похожа!
У Мэри на лице экстаз: черты ещё различимы, жить можно. Вопросы если и задают, то только про здоровье и жив ли муж, остальное уже неважно.
Следом ступают «активистки» – выпускницы конца пятидесятых – начала семидесятых. Длинные седые патлы, мятые льняные штаны, не тронутые кремами морщины. Как только экономика идёт вниз и наш маленький женский колледж начинает испытывать материальные трудности, кто-то подаёт свеженькую идейку: а не начать ли принимать… этих, ну этих, даже упоминать не хочется, ну, которые с Y-хромосомой? Тут сбегаются «активистки» и скандируют, стуча по кастрюлям, что ежели какой-нибудь обладатель яиц переступит порог нашего маленького женского колледжа, то они денег больше не дадут никогда ни на что и другим закажут, а если это не подействует, сожгут себя заживо пред вратами главного здания кампуса. Нет зла худшего, чем мужчина в классе: он глотку нашу коллективную затыкает, привносит в наши чистые ряды мысли о грязном сексе и плохо действует на пищеварение феминисток. «Активистки» здороваются деловито и сразу начинают упоённо ругать Буша.
Что же такое было в воздухе в шестидесятые годы? А был ли воздух? Может, кто-то заменил его на розовый, синий или сиреневый туман? Может, бог раскурил косячок, и на мир «надуло»?
Кто там у нас дальше идёт? Выпускники семидесятых и восьмидесятых. Клыки и когти наружу. Оглядывают друг друга не спеша. Кто потолстел, кто постарел, у кого дети в какой колледж попали, а у кого продукты искусственного осеменения только в детский сад пошли. Но главное – кто какую карьеру сделал. Спрашивают друг друга ехидно так, с подковыркой: «Ну и как, сделали тебя вице-президентом? Неужели до сих пор нет? А что Джонни, в Гарвард попал? Что, тоже нет?» Какие-то стервы из плохого сериала, одна на другой. У них midlife crisis: пора итоги подводить. Либо ты к своим плюс-минус сорока-пятидесяти чего-то добился, либо нет. Хоть и женщины, а пиписьками меряются похлеще мужиков. Морщины это поколение тщательно замалёвывает.
Становится очень страшно стареть. Я, пожалуй, следующие встречи выпускников пропущу и приду сразу на пятидесятую годовщину. «Божьи одуванчики» мне глубоко симпатичны: клёвые такие бабки, весёлые. Дожить бы!
А вот и молодняк. Мы. Половина остепенилась и вдохновенно обсуждает, когда лучше начать сажать детей на горшок и в какой компании быстрее продвигают. Другая половина остепениваться не желает и предаётся воспоминаниям.
– Ой, как же мы тогда надрались… И пошли писать во двор, а там нас ребята из MIT застукали…
– Ой, не напоминай!
– А там такой рыжий был, помнишь, ты с ним по пьянке трахалась.
– И не напоминай!
– Он нам ещё всю ванную потом облевал. Слушай, а ты ведь после этого с ним ещё трахалась!
– Сказали же: не напоминай!
Оскал. Беседа окончена.
Идём в колонне, несём букетики какие-то ритуальные. Солнышко светит. Тогда, пятнадцать лет назад, наш маленький женский колледж был единственным, который согласился оплатить мне обучение. Остальные приняли, но денег не дали. А эти и взяли, и дали, и я за это им очень благодарна. Правда. И настроение, в общем, хорошее. Главное – вперёд колонны не заглядывать, не смотреть, что с нами будет ещё через 10, 30, 50 лет… А так ничего.
Инфляция дружбы
Как нам в шестнадцать от любимых нужен
только взгляд!
Он, как монетка чистая, блестит,
А вместо той монетки три засаленных рубля
Нас не устроят к двадцати пяти.
ИВАСИ. «Инфляция любви»
Редкая дружба долетит до середины жизни.
Трудно на середине жизни найти настоящих, близких друзей.
Поэтому кризис дружбы у нас сейчас. Или кризис общения. Часто и того, и другого. Не у всех, и слава богу, но у многих.
Ах, как легко было дружить в юности! Само «дружилось» по большей части. В институте у всех были свои компании. Учились вместе, виделись каждый день. Часто шли к кому-нибудь домой и там гурьбой ели и пили, пели и плясали, болтали и зубрили, травили анекдоты и любили… Некоторые вообще в общаге жили и маячили друг у друга перед глазами практически круглосуточно. Нам тогда так немного надо было: некая общность интересов, отсутствие откровенной подлости или предательства со стороны другого и возможная, хоть и необязательная, близость социальных кругов.
Некоторые из нас в силу взаимодополняемости характеров сходились ещё ближе. В каждой большой «рыхлой» студенческой компании были ячейки своих в доску, от двух до четырёх человек. С ребятами из своей ячейки мы делились почти всем и готовы были идти с ними на край света. «Дружба» и «общение» были синонимами – мы дружили с теми, с кем общались. И наоборот. Вот так просто.
Потом мы выросли. И друг из друга выросли, как из старого детского пальто. Один направо пошёл – много денег нашёл, другой налево пошёл – коня потерял, а третий вообще до сих пор на развилке сидит, башку чешет. Разные образы жизни, разного возраста дети, неблизкие друг другу супруги, несхожие взгляды на политику, да мало ли что ещё…
Даже когда, вопреки всему, через годы, через расстояния мы сохраняем юношескую дружбу, общения всё равно не хватает. Мы ведь часто в разных странах живём, не говоря уж о разных городах. Недавно я ездила в Чикаго повидаться с несколькими институтскими друзьями. К счастью, мне с ними до сих пор хорошо и уютно, но мы чертовски далеко друг от друга обитаем и редко видимся. С теми, кто в других странах оказались, вообще раз в сто лет встречаемся. Так хочется частого, качественного общения с людьми, близкими по духу. Но не получается. Друзья уходят из нашей жизни: то путём духовного отчуждения, то физического удаления, а то и того и другого… Как в песне: «Друзья уходят, что же остаётся?»
