Одновременно в столице начало меняться понятие общественного пространства. Оно стало более доступным: арт-галереи, выставочные центры и публичные лектории появились в таких местах, где раньше могли быть только склады. Люди обживали старые ткацкие фабрики и винные заводы, в парках, где раньше ржавели советские аттракционы, появились шезлонги на свежевысаженных газонах. Местами Москва стала напоминать cовременный Лондон, местами Вену, – возможно, не реальные Лондон и Вену, но, по крайней мере, фотографии этих городов в Instagram.
Реконструированный по заказу столичной мэрии парк Горького заполнился хипстерами в кедах, их подругами и детьми. По дорожкам катались посетители в ярких футболках и шортах на крошечных самокатах и велосипедах, везде был бесплатный Wi-Fi, на каждом углу открылись кофейни – и никакого фейсконтроля, cверкающих «феррари» и других атрибутов нефтяной экономики.
В это же время ОМОН продолжал жестко разгонять оппозицию, собиравшуюся 31 числа каждого месяца на Триумфальной площади у памятника Маяковского, но это никак не отражалось на вкусе моккачино, и в конце концов, никто не собирался запрещать «Пикник Афиши» – обожаемый средним классом музыкальный фестиваль.
Медведев был символом этих новых порядков.
Однако его мягкие манеры, равно как и живой интерес к современным технологиям, очаровавшие Синдееву и журналистов «Дождя», не делали его демократом. Даже если бы он и решился баллотироваться на второй срок, как пыталась убедить его Синдеева в письме Тимаковой, никто не думал об открытом соперничестве с Путиным на демократических выборах. Скорее, предполагалась какая-нибудь подковерная игра с целью перехитрить Путина и заставить его уйти. Обитателей «Красного Октября» и их аудиторию не волновало отношение Медведева к Арабской весне, его бэкграунд и инициативы по борьбе с экстремизмом, направленные против свободы слова и собраний, потому что для них он был «нормальным чуваком», который мог избавить всех от Путина.
1 августа Путин приехал в летний лагерь на озере Селигер, где каждое лето собирали молодежь из прокремлевских организаций. Как и ожидалось, его спросили, собирается ли он участвовать в президентской гонке, и он снова не дал прямого ответа. Никто не понимал, почему Путин с Медведевым не могут определиться, и кто будет следующим президентом. Обе команды пытались подтолкнуть своих кандидатов сделать публичное заявление
{131}.
Но они все еще выжидали.
В субботу 24 сентября 2011 года на трибунах московского дворца спорта «Лужники» собрался весь политический истеблишмент страны. Начинался второй день съезда «Единой России». Под аплодисменты в зал вошли Медведев и Путин и проследовали в центр арены. Все сели, но вдруг зал снова оживился: все увидели Путина, быстро идущего к сцене. Делегаты снова стали аплодировать. Неожиданно включилась трансляция гимна, Путин осекся и резко остановился: гимн застал его у первого ряда. Наконец гимн перестал играть, и Путин вышел на сцену.
Перед ним раскинулось море голов высокопоставленных чиновников и бюрократов, известных спортсменов и артистов, собравшихся на съезд. За его спиной стоял огромный экран с развивающимся российским флагом.
Всех присутствующих занимал один вопрос: пойдет ли Медведев на второй срок или он всего лишь марионетка Путина, временно замещавший его место?
Путин уперся руками в трибуну и начал говорить. Он улыбался и демонстрировал уверенность в себе. После комментариев о ходе съезда он перешел к вопросу отношений между ним и Медведевым: «Договоренность о том, что делать, чем заниматься в будущем, между нами давно достигнута, уже несколько лет назад». Теперь он говорил медленно, без тени улыбки. Многие хотели бы, чтобы он возглавил партийный список на предстоящих выборах, – сказал он. Но он предлагает, чтобы список возглавил действующий президент Медведев.
Потом слово взял Медведев. Он выглядел нервным и чересчур оживленным. 14 минут он говорил о партийных делах и наконец перешел к тому, чего все так долго ждали, – звенящим голосом он предложил съезду поддержать кандидатуру Путина на пост президента страны.
Зал захлестнули аплодисменты, партийцы вскочили с мест. Настоящий хозяин возвращался домой, в Кремль.
Советник Медведева, Аркадий Дворкович, смотрел съезд по телевизору. После слов президента он написал в Twitter: «Радоваться нечему».
Этот момент стал первым толчком, который вскоре приведет к серьезным потрясениям.
В этот день главный редактор «Дождя» Михаил Зыгарь находился в Перми, куда приехал на премьеру театральной постановки
{132}. Звонок из Москвы с новостью о возвращении Путина застал его с женой в кафе. Здесь, на Урале, в доброй тысяче километров от Москвы, уже похолодало. Зыгарь вышел на улицу. Шел снег, но Зыгарь не замечал. В рубашке с короткими рукавами он стоял у кафе, с телефоном у уха, названивая продюсерам, журналистам, техническим работникам, ведущим эфира и, конечно же, руководителю канала Натальей Синдеевой. Это заняло почти два часа. Профессиональный инстинкт требовал от него сначала сделать все, чтобы осветить новость, и лишь потом – думать о собственных переживаниях.
В 6 вечера в эфир «Дождя» вышел спецвыпуск новостной передачи «Здесь и сейчас». «Третий срок: Следующие двенадцать лет с Владимиром Путиным» – гласил заголовок. Ведущая начала эфир словами «рокировочка закончилась» и добавила: «Владимир Путин возвращается в президентское кресло». Гости передачи обсуждали иллюзии, которые они питали в отношении Медведева. Настроение в студии было мрачным.
Московские СМИ захлестнула волна разочарования. «Что ж, первые двенадцать лет прошли быстро», – написал в Facebook 38-летний Юрий Сапрыкин, главный редактор журнала «Афиша». Когда его друг Светлана Романова заметила, что Путин может остаться президентом до 2024 года, и ей к тому моменту будет столько же, сколько Юрию сейчас, он ответил: «Светлана, кто-то всю жизнь прожил при Иване Грозном или при Сталине – все двадцать девять лет». И добавил: «Те, кто выжил».
Разочарование было связано не столько с Медведевым лично – в конце концов он был лишь частью путинской машины, – сколько с потерянной надеждой шагнуть в будущее. К этому примешивалось чувство, что тебя обманули: разве это демократия, когда два человека решают, кто из них будет у власти, причем, как заявил Путин, делают это заранее? Разве это не унизительно, когда «тандем» просто сообщает, кто станет президентом? А как же мнение избирателей – его никто не собирался спрашивать?
В тот же день Борис Немцов, один из ветеранов оппозиционного движения и ельцинский вице-премьер, проводил в Москве съезд своей небольшой партии. Съезд собрали, чтобы определиться с линией поведения на предстоящих думских выборах. Там, на съезде, Немцов и услышал о заявлении Путина. Он был в ярости. «Форма издевательская, – прокомментировал он новость, – русскому народу объявили, что два этих – то ли Дольче и Габбана, то ли Сократ и Спиноза, – решили, что будет вот так, и точка». Решение Путина он назвал худшим сценарием для России
{133}. Немцов находился под постоянным прессингом, за ним открыто следили: несколькими неделями раньше на YouTube появилось видео, снятое в одном из кафе Вашингтона, где Немцов встречался с американским правозащитником и российским экологом. Это было явным сигналом, что его встречи контролируют даже в столице США
{134}.
