Шарашка в Марфино имела особое значение для Кремля. К 1948–1949 годам здесь был сосредоточен серьезный исследовательский потенциал: 490 сотрудников, 280 из которых были зеками, работали в составе двенадцати исследовательских групп. Одной из них была и акустическая лаборатория майора Абрама Трахтмана
{169}.
Марфино поставили задачу за полтора года разработать технологию шифрования, которая позволит Сталину говорить по телефону без опасения, что разговор может быть перехвачен. Специалисты быстро определились со способом защиты: голосовой сигнал должен был разбиваться на части, кодироваться, а затем снова собираться на другом конце телефонной связи. Но это значило, что кроме создания шифратора нужно было решить еще одну проблему: как в процессе разговора снова собрать звук, сохранив узнаваемость голоса говорящего. Над этой задачей билась лаборатория под руководством Трахтмана, но мозгом исследования был один из заключенных – Лев Копелев. Эрудиция плюс прекрасный слух и умение безошибочно определять манеру речи делали его главным специалистом по артикуляционным испытаниям.
В конце 1949 года во дворе Марфино взволнованный Копелев подошел к другому зеку, своему другу Александру Солженицыну, и заявил, что хочет поделиться государственной тайной. Копелев рассказал, что ему приказали найти человека, позвонившего в посольство США и сдавшего советского шпиона, охотящегося за секретами американской ядерной бомбы
{170}.
Копелев попал в Марфино за то, что, будучи офицером, критиковал отношение советских солдат к немецкому населению в Германии в 1945 году, но даже в заключении он остался патриотом и коммунистом, и тот факт, что кто-то мог выдать столь важный секрет американцам, вывел его из себя. У него не было сомнений, что он должен помочь поймать предателя.
Ему передали четыре аудиозаписи: оказалось, что неизвестный трижды звонил в посольство США, а потом еще и в посольство Канады. Спецслужбам удалось перехватить и записать эти разговоры. Копелев также получил образцы голосов трех подозреваемых. Он быстро определил звонившего: им оказался чиновник МИДа.
Это был громкий успех для шарашки, и Копелев не мог не поделиться им с другом (впоследствии Солженицын использует этот сюжет в романе «В круге первом»). Воодушевленный Копелев даже придумал название для новой, изобретенной им научной дисциплины распознавания голоса – фоноскопия. «Мне представлялась осуществимой такая система точных формальных характеристик голоса, которая позволила бы "узнать" его при любых условиях из любого числа других голосов, даже очень похожих на слух», – вспоминал позднее Копелев
{171}.
Проект Трахтмана по созданию отдельной шарашки по фоноскопии окончился ничем, а в июле 1950 года Госкомиссия одобрила разработанную аппаратуру безопасной телефонной связи для Сталина – Марфино выполнило свою главную задачу. Следующие два года ушли на запуск производственной линии для быстродействующего шифратора. После этого шарашка была разделена надвое. Специалистов по секретной телефонии оставили в Марфино работать в новообразованном НИИ-2, в задачи которого входила (и входит до сих пор) разработка технологий шифрования для правительственной связи. Сотрудников акустической лаборатории, в том числе Копелева, перевели в Кучино, другую шарашку на востоке Подмосковья.
Это решение определило путь, по которому пойдет разработка советских технологий прослушки в следующие 50 лет. Перевод в Кучино означал, что работа над распознаванием речи будет вестись в том же исследовательском центре, в котором создавали оборудование для прослушки. В КГБ хотели быть уверенными, что смогут не только перехватить нужный разговор, но и установить личности его участников.
Окруженная высокими стенами лаборатория Кучино с 1920-х годов была главным центром советских и российских спецслужб по разработке оперативной техники, от радиостанций до жучков. Среди легенд лаборатории – история о том, как кучинские специалисты спрятали подслушивающее устройство внутрь деревянного герба США, который в августе 1945 года пионеры подарили американскому послу Авереллу Гарриману. Растроганный посол повесил герб в кабинете, и советские спецслужбы восемь лет прослушивали его, пока жучок, разработанный зеками, не был обнаружен.
Копелев освободился из Кучино лишь в 1954-м, через год после смерти Сталина. К своим исследованиям по фоноскопии он больше не вернулся. Он стал известным филологом и диссидентом. Но в Кучино остались его записи, и спецслужбы заботливо их сохранили. Несколько лет в КГБ не знали, что с ними делать, полагая, что изобретенная Копелевым технология не будет работать без его участия. Считалось, что без уникальных навыков Копелева любые попытки установить личность человека, говорящего по телефону, обречены
{172}.
Однако вскоре в других странах появились разработки, показавшие, что может существовать метод распознавания речи, не требующий присутствия Копелева. В 1960 году шведский исследователь Гуннар Фант, работавший в Массачусетском технологическом институте, опубликовал монографию «Акустическая теория речеобразования»
{173}, в которой описал способ разделения записи голоса на сэмплы с последующим математическим и физическим анализом. Этот метод был значительно надежней, чем навыки Копелева
{174}.
