Связь с Рейчел была очень простой. Дважды в
год, первого марта и первого августа, ВОМП отправляла бандероли в почтовое
отделение в Корумбе. В бандероли вкладывали медикаменты, христианскую
литературу и все, что ей требовалось. С почтовым отделением было заключено
соглашение, что августовскую бандероль они хранят у себя тридцать дней и, если
за ней в течение этого срока никто не придет, отправляют обратно в Хьюстон. Но
такого ни разу не случилось. Каждый год в августе Рейчел совершала поездку в
Корумбу, во время которой звонила в представительство и в течение десяти минут
практиковалась в английском. Потом забирала свою бандероль и возвращалась к
ипикам. В марте, после сезона дождей, бандероль отправляли на какой-нибудь
шаланде вверх по реке и оставляли на фазенде неподалеку от устья Ксеко, откуда
ее рано или поздно забирал Лако. Мартовские бандероли обычно бывали меньше
августовских.
За все одиннадцать лет Рейчел ни разу не
получала личных писем через ВОМП.
Нива переписала номер телефона и адрес в
блокнот и спрятала письмо. Она перешлет его приблизительно через месяц вместе с
остальными вещами для Рейчел.
Они работали почти час, обрезая щиты сухой
штукатурки размером два на четыре фута для следующей классной комнаты. Весь пол
был покрыт стружкой. У Фила она застряла даже в волосах. Визг пилы постоянно
стоял в ушах.
Пришло время пить кофе. Привалившись спинами к
стене, они уселись на пол возле обогревателя, и Фил налил в чашки крепкого кофе
из термоса.
– Вы вчера пропустили превосходную проповедь,
– сказал он с усмешкой.
– На какую тему?
– О прелюбодеянии.
– Думаю, для вашей паствы это не очень актуальная
тема.
– Я читаю эту проповедь раз в год, но
постоянно обновляю ее.
– И когда у кого-нибудь из ваших прихожан в
последний раз были проблемы в этом плане?
– Пару лет назад. Одна из наших относительно
молодых прихожанок заподозрила, что у ее мужа роман с другой женщиной в
Балтиморе. Он ездил туда по делам каждую неделю, и она заметила, что он
возвращается оттуда другим человеком. Более энергичным, жизнерадостным. Два-три
дня он пребывал в приподнятом настроении, а потом снова превращался в обычного
брюзгу. Женщина была убеждена, что он влюбился.
– А что оказалось на самом деле?
– Он посещал хироманта.
Фил рассмеялся своим кудахтающим смехом,
который был очень заразителен и смешил лучше любого анекдота. Отсмеявшись, они
стали в унисон отпивать кофе. Через некоторое время Фил спросил:
– Нейт, в той, прежней, жизни у вас были
проблемы с адюльтером?
– Никогда. Никаких проблем, это был мой образ
жизни. Я кидался на каждую движущуюся мишень. Любая хоть чуть-чуть
привлекательная женщина была для меня потенциальным объектом короткой интрижки.
Я был при этом женат, но мне не приходило в голову, что я совершаю
прелюбодеяние. Для меня это не было грехом, только игрой. Я был глупым щенком,
Фил.
– Мне не следовало спрашивать.
– Ну почему же – исповедь исцеляет душу. Я
стыжусь того, каким я был. Женщины, выпивка, наркотики, бары, драки, разводы,
брошенные дети – я был невыносим. Мне хотелось забыть обо всем этом, но теперь
я считаю важным помнить, как далеко это меня тогда завело.
– У вас впереди еще много хороших лет, Нейт.
– Надеюсь. Только не совсем понимаю, что мне
делать.
– Будьте терпеливы. Бог укажет вам.
– Разумеется, при нынешних обстоятельствах я
мог бы еще долго работать здесь.
Фил улыбнулся, но не заквохтал, как обычно.
– Читайте Библию, Нейт, и молитесь. Бог
нуждается в таких людях, как вы.
– Да уж…
– Поверьте мне. Мне самому понадобилось десять
лет, чтобы уразуметь Божью волю. Я очень долго метался, а потом остановился и
прислушался. И Он постепенно привел меня к тому, что я стал священником.
– Сколько лет вам тогда было?
– Я поступил в семинарию в тридцать шесть.
– Вы, наверное, были там самым старшим?
– Нет. Там не редкость люди за сорок.
– И сколько там нужно учиться?
– Четыре года.
– Это хуже, чем на юридическом.
– Да нет, было вовсе не плохо. В сущности, я
получил удовольствие.
– Не могу сказать того же о годах своей учебы.
Они поработали еще часок, потом настало время
обеда.
Снег наконец растаял. Поблизости находился
ресторанчик, где подавали крабов, Фил очень любил там бывать, а Нейту хотелось
угостить его обедом.
– Красивая машина, – сказал Фил, пристегивая
ремень.
Стружка сыпалась с его плеч на безукоризненно
гладкую кожаную обивку “ягуара”. Нейту было на это наплевать.
– Это престижная адвокатская машина.
Разумеется, арендованная – у меня нет наличных, чтобы заплатить за нее.
Восемьсот долларов в месяц.
– Жаль.
– Я был бы рад избавиться от нее и взять
маленький “блейзер” или что-то в этом роде.
По выезде из города шоссе номер 33 сузилось.
Вскоре они уже мчались по берегу бухты.
Когда зазвонил телефон, Нейт лежал в постели,
но не спал. Было только десять, а в Уолнат-Хилле он привык засыпать в
одиннадцать. Этой привычки путешествие в южные края не нарушило. Время от
времени он все еще испытывал приступы усталости – отголосок лихорадки.
Теперь было трудно поверить, что большую часть
жизни он работал до девяти-десяти часов вечера, потом ужинал и пил в баре до
часу ночи. Одно воспоминание об этом вызывало чувство усталости.
Поскольку звонили Нейту здесь редко, он быстро
схватил трубку, уверенный, что случилась какая-то неприятность. Прозвучал
женский голос:
– Мистера О`Рейли, пожалуйста.
– Это я.
– Добрый вечер, сэр. Меня зовут Нива Колльер,
я получила от вас письмо для нашего друга в Бразилии.
Одеяло мгновенно отлетело прочь – Нейт вскочил
с кровати.
– Вы получили мое письмо?
– Получили. Я прочла его сегодня утром и пошлю
Рейчел адресованное ей письмо.
