Встреча его разочаровала: ни одна из женщин не
оказала ему доверия, поскольку ни одна не доверяла своему брату Рексу. У Ти
Джея было три собственных адвоката, еще один работал на их мать. Зачем
объединять усилия, если остальные этого не делают? Когда на кон поставлены
такие деньги, не лучше ли каждому иметь собственного адвоката?
Хэрк напирал, но почти ничего не добился.
Поначалу он очень расстроился, но позднее лишь укрепился в намерении как можно
скорее расстаться со своей нынешней фирмой. Он чуял запах денег.
Либбигайл Филан-Джетер была непокорным
ребенком, она не любила свою мать Лилиан и страстно жаждала покровительства
отца, которого, впрочем, почти никогда не было Дома. Когда ей было девять,
родители разошлись.
В четырнадцать лет Лилиан отослала ее в
школу-пансион. Трой не одобрял таких школ – будто он что-то смыслил в
воспитании детей! – и когда Либбигайл училась в старших классах, даже
предпринял удивившую всех попытку наладить с ней отношения. Часто говорил, что
она – его любимица. Либбигайл и впрямь была самой блестящей из его детей.
Но Трой не приехал на ее выпускной вечер, он
забыл даже прислать подарок. Тем летом, перед поступлением в колледж, Либбигайл
очень хотелось насолить ему, и она отправилась в Беркли якобы изучать
средневековую ирландскую поэзию, но на самом деле собиралась посвящать учебе
совсем немного времени. Трою очень не нравилась ее идея учиться в Калифорнии,
особенно в таком радикально настроенном университете. Вьетнамская война
подходила к концу. Студенты одержали победу, и пришло время праздновать ее.
Либбигайл охотно окунулась в атмосферу
наркотиков и свободной любви. Она жила в трехэтажном доме вместе с группой
студентов разных рас, полов и сексуальных ориентации. Комбинации менялись
еженедельно, никаких правил, никакой организации не существовало. С деньгами проблем
не было, поскольку большинство студентов принадлежали к состоятельным семьям. О
Либбигайл знали лишь то, что она – дочка какого-то богача из Коннектикута. В те
времена состояние Троя составляло примерно сто миллионов.
Будучи авантюристкой по натуре, Либбигайл
попробовала все наркотики, пока не подсела на героин. Ее поставщиком был
джазовый ударник по имени Тино, который каким-то образом тоже оказался членом
студенческой коммуны.
Тино было под сорок, когда-то, в Мемфисе, его
выгнали из старших классов, и никто не знал, каким образом он стал одним из
них. Да никто этим и не интересовался.
К своему совершеннолетию Либбигайл удалось
привести себя в божеский вид. Для всех детей Филана двадцать первый день
рождения был особенным, ибо в этот день старик жаловал каждому свой Подарок.
Трой не был сторонником опеки, когда речь шла о детях. Если к двадцати одному
году они не обрели устойчивого положения в жизни, какой смысл возиться с ними?
Доверительная собственность требует попечителей и адвокатов, означает
постоянные сражения с бенефициариями, которые бесятся, оттого что бухгалтеры
скаредничают. Нужно дать им живые деньги, решил Трой, и пусть либо тонут, либо
выплывают.
Большинство Филанов очень быстро потонули.
Трой пропустил день рождения Либбигайл. Он
ездил куда-то в Азию по делам. В то время он уже давно был женат на Джейни.
Роки и Джина были маленькими, и Трой утратил всякий интерес к первой семье.
Либбигайл не огорчилась. Адвокаты подписали
все необходимые для передачи Подарка документы, и она на неделю закатилась с
Тино в какой-то манхэттенский отель, где они одурели от наркотиков.
Денег ей хватило почти на пять лет, в течение
которых она успела дважды выйти замуж, сменить множество сожителей, два раза
попасть под арест, трижды подолгу отсидеться в наркологических лечебницах, а
также пережить автокатастрофу, которая чуть не стоила ей левой ноги.
Ее нынешним мужем был бывший Бейкер, с которым
она познакомилась в лечебнице. Он весил триста двадцать фунтов, имел седую
курчавую бороду, доходившую до груди, откликался на имя Спайк и в конце концов
превратился во вполне добропорядочного господина. В мастерской позади их
скромного дома в Лютервилле – пригороде Балтимора – он мастерил шкафы.
Адвокатом Либбигайл был тертый калач по имени
Уолли Брайт. К нему-то она и направилась из кабинета Хэрка и подробно
пересказала все, что тот говорил. Уолли не терял времени зря – он проворачивал
бракоразводные дела даже в автобусах, курсирующих по округе. Один из разводов
Либбигайл тоже вел он, а потом ему пришлось ждать около года, пока она ему
заплатит. Но по отношению к ней Уолли проявил терпимость. В конце концов, она
была представительницей семейства Филан и должна была когда-нибудь принести ему
баснословные гонорары, которыми, если признаться честно, он не знал, как
распорядиться.
В ее присутствии Уолли позвонил Хэрку Геттису
и затеял телефонную склоку, которая продолжалась минут пятнадцать. Он,
притопывая, плясал вокруг своего письменного стола, размахивал руками и
выкрикивал оскорбления. “Я убью вас за свою клиентку!” – в какой-то момент
завопил он, что произвело сильное впечатление на Либбигайл.
Закончив, Уолли ласково проводил ее до двери,
поцеловал в щечку, погладил по волосам, похлопал по руке – словом, всячески
суетился. Это было именно то, о чем она мечтала всю жизнь. Либбигайл не была
дурнушкой; разве что чуть полновата и со следами разгульной жизни на лице, но
Уолли и не таких видывал. Ему доводилось спать с гораздо худшими экземплярами. И
если бы подвернулся удобный случай, он готов был сделать нужный шаг.
Глава 8
Проснувшись от звуков волнующей мелодии
Шопена, доносившейся сквозь стену, Нейт увидел, что невысокая гора, видневшаяся
из его окна, покрыта ковром свежевыпавшего снега. На прошлой неделе его будил
Моцарт.
Кто был на позапрошлой, он не мог припомнить.
Не так давно он слушал и Вивальди. Но вообще-то все тонуло у него в голове в
каком-то тумане.
Как и каждое утро в течение последних четырех
месяцев, Нейт подошел к окну и посмотрел на долину Шенандоа, простиравшуюся
внизу. Она тоже была белым-бела, и Нейт вспомнил, что скоро Рождество.
К Рождеству он выйдет отсюда. Врачи и Джош
Стэффорд обещали ему это. При мысли о Рождестве ему стало грустно. В недалеком
прошлом – когда дети были маленькими и жизнь текла своим чередом – этот
праздник бывал приятным. Но детей больше нет – они либо выросли, либо их
забрали матери, – и теперь Нейту меньше всего на свете хотелось встречать
Рождество в баре вместе с другими несчастными пьяницами, орущими рождественские
гимны и притворяющимися, что им весело.
Долина была белой и неподвижной, лишь вдалеке,
словно муравьи, двигались немногочисленные машины.
