…Мы дома. Выходной день. Лежим на жестких дощатых кроватях в разных концах комнаты.
Брат читает «Хронику времен Карла IХ».
Мне надо поговорить с Марком о своих фехтовальных делах, но я не уверен, что он захочет понять меня. Он боец и беспощаден, как боец. Каждый день он собирает похожий на пингвина фехтовальный мешок и едет тренироваться.
Звонят девушки, и вообще происходит какая-то жизнь, а он возвращается к полуночи и падает на кровать.
Бесчисленные контрольные соревнования. Поединки с новыми бойцами, которых становится все больше.
– Слушай, – решаюсь я наконец сказать вслух, – я должен тебе сказать… Ну, оторвись же на минуточку.
Марк поднял глаза.
– Я решил бросить фехтование.
– Давай, давай.
– Мне же действительно ничего не светит.
Марк опять уткнулся в книгу.
– Да брось ты эту проклятую «Хронику»! Ты же сам втянул меня в это дело.
Марк моментально захлопнул книгу.
– В дело, а не в аферу. Я дал тебе шанс. Может, ты решил, что достаточно ходить три раза в неделю в зал играться, чтобы получать на пьедестале за твои ужимки и прыжки золотые награды? Попытка сделать тебя человеком…
– Да? Так что же ты сделал для того, чтобы я стал человеком? Кроме того, что притащил меня за руку в зал?
– Ты считаешь этого мало? Я должен был с тобой цацкаться? А кто цацкался со мной? От меня все время ожидают только выигрыша. Если он есть, это считается само собой разумеющимся. А если я проиграл?..
Он повернулся на спину и, заложив руки за голову, смотрел в потолок.
– Я делаю свое дело. Поединок – моя работа. Поединок значит один против одного. Каждый должен научиться этому сам. Ты стал мастером спорта. Дальше? Талант, как сказал Жюль Ренар, – написать не одну страницу хорошего текста, а триста.
– Я не могу и не хочу быть чемпионом! – возразил я.
Марк молчал, смотрел в потолок.
– Я бессилен против укола захлестом, – сказал я ожесточенно. – Я беспомощен против флеш-атаки купэ. И я не могу сделать перевод во внешнюю сторону. Боюсь боя с левшой. Терпеть не могу готовить электрооружие. Не переношу спортивные сборы. Не могу все время думать о фехтовании! Не могу и не хочу!
– Купи воздушный шарик.
– Что?
Марк задумчиво:
– Никто не может грустить, когда у него есть воздушный шарик! Так утверждал Винни-Пух. Ты не согласен?
* * *
Я последовал совету Марка. Однако подавленность из-за ухода от фехтования не ослабевала с приобретением одного воздушного шарика. Поэтому я завел два «пузыря»: журналистику и философию, защитил диссертацию на звание кандидата философских наук и стал журналистом. Времени не оставалось ни на что. Тяга к рапире не проходила.
Реже и реже, но я все-таки участвовал в турнирах. Меня мучило желание, которое кажется сейчас детским лепетом, если не абсурдом, – хоть раз в жизни в финале моей неудачной карьеры фехтовальщика добиться победы над Марком.
Наконец мне выпал шанс.
– Слева – мастер спорта Мидлер, справа – заслуженный мастер спорта Мидлер.
Почти весь зал прекратил работу и собрался вокруг.
Сейчас, сейчас, сейчас… и больше никаких мыслей. Кажется, ткни меня иголкой – я не почувствую. Кивнул судье. Отдал салют. Команда: «Начинайте!» Марк сразу делает шаг вперед, навстречу, и все пропадает, весь зал, я вижу только его руку, затянутую в грубую перчатку, и клинок. Он медленно вытягивает его ко мне, приглашая начать бой. «Ты меня не обманешь, – думаю я, – ты меня не обманешь и не заманишь». Он уже близко, вот так всегда подходит, и, кажется, нужно лишь потянуться, чтобы нанести укол. Но я знаю, он сделает небольшой шаг назад, и рапира провалится в пустоту – и тогда… Надо самому что-то придумать, пока не поздно. Еще шажок ко мне, совсем маленький.
Делаю вид, что ухожу в защиту, и неожиданно замечаю открытый треугольник тела. Атаковать, что ли? Стой! Туда только сунься. Знаю я тебя как облупленного. Кстати, почему как облупленного, жужжит в голове, почему не как ощипанного?
Н-е-е-т, тут надо обождать, он что-то затеял. Поздно! Резко захватив мой клинок, Марк атакует. Бежать – это значит получить укол. Делаю шаг навстречу и, немыслимо, некрасиво изогнувшись, сам наношу укол.
Публика орет.
Марк спокойно подтягивает жесткую перчатку и дает знак, что готов продолжать. И вдруг мы оба с места кидаемся в атаку.
Судья почему-то считает, что я прав. Кажется, он слегка подсуживает мне. Зал ревет от удовольствия. Марк подходит к судейскому столику… Хоть расстегнуть пока эту удавку – костюм. Задыхаюсь под маской. За окном зала зеленые деревья, и бешеная крутизна трамплина, и ветер, и жизнь. Какой суетой все-таки я занимаюсь: ну проиграю, выиграю – лучше бы за город поехал. Сердце выпрыгивает из горла, сейчас бы окунуться в прохладную воду.
– Мидлер-младший – на дорожку! – Это голос судьи.
Марк раздраженно тискает свою маску: укол ему не отменили. Я в душе улыбаюсь – вот сейчас ты у меня попрыгаешь! Мне терять нечего. А тебе есть что – одних титулов на три строки в журнале. Я тебе не дамся так просто, ты со мной, уверяю тебя, помучаешься. Ты сюда, а я сюда. Ты сюда, а я вот так. Отлично!
Рев болельщиков. Счет возрастает до 3:0.
Может, он решил отдать бой? Эта идиотская мысль заставляет меня похолодеть, и я начинаю красться к Марку. Господи, хоть бы нанести четвертый укол. Тогда останется один – и победа.
Как болит рука, пальцы, вцепившиеся в рапиру, свело, хоть бы чуть-чуть расслабиться.
По-моему, он подвинулся уж слишком близко. Сейчас играть ва-банк. С воплем я кидаюсь за Марком, пытаясь его достать, и куда-то проваливаюсь. Попал!! Судья разводит нас. 4:0. Меня душит восторг.
…И вдруг я понимаю, что сейчас проиграю. Ведь я же вижу Марка, я же смотрю на него. Он сейчас раздавит меня. Только публика этого еще не понимает. Сейчас это должно произойти.
За последующие три минуты я получаю пять уколов подряд. Публика расходится…
Что произошло? Сначала давал фору, баловал меня и баловался, а потом показал…
Что показал? Что я – фехтовальный лилипут?
А смысл? Марк ничего же не делает «просто так».
Я подошел к брату и попросил объясниться. Он поднял руку (я отшатнулся, не зная, чего ждать), но он успел… как-то моментально погладить меня по волосам и сказал:
– Хорошая растительность растет только на хорошо унавоженной почве.
Поднял мешок с рапирами и вышел из зала.
* * *
Приведу фрагменты из моих очерков о других поединках брата, неизмеримо более для него опасных. Три знаменитых боя.
