– Нет, папа не видел в моих действиях здравого смысла. Однажды он объяснил мне: «Кто-то зацепит, поскольку стекло стоит на краю, оно упадет, и осколки порежут ногу. Какой смысл?» По сути он был прав. Но нельзя же во всякой мелочи искать смысл! Так я тогда думал. Его стремление упорядочить любой непорядок казалось… ну… не могу найти слово, досадным, неуместным педантизмом…
– Ты побаивался отца?
– Это не то. Мною владела убежденность, что с его умом, если бы он не был великим фехтовальщиком и вообще спортсменом, отец был бы великим ученым и великим кем угодно. Я хотел быть перед папой на высоте.
– Это ответственное заявление.
– Мне так кажется, потому что… Он был необыкновенным аналитиком: очень много знал и, когда объяснял что бы то ни было, видел предмет разговора объемно, в прошлом, в настоящем и будущем и в движении из одного времени в другое. Как это объяснить? Как в стихах Тарковского. Сейчас, дядя Саш, вам прочту. Извините, я не артист: «Я вызову любое из столетий, Войду в него и дом построю в нем. Вот почему со мною ваши дети И жены ваши за одним столом. А стол один и прадеду и внуку: Грядущее свершается сейчас, И если я приподымаю руку, Все пять лучей останутся у вас». Вот эти пять лучей, идущие от его пальцев из прошлого через настоящее в будущее, – по-другому мне трудно передать ощущение.
Но внешне он не демонстрировал никакого романтизма. Даже при слушании классической музыки. Разве что признавался: «Это потрясающе». Во всем остальном бытовой подход. То есть глубоко романтичный внутри, он воспринимался как «просто Марк Мидлер», выдающийся своими фехтовальными победами, познаниями, интеллектом и юмором… Хотя, что значит «просто», когда он обладал необычным, острейшим, я бы сказал, интеллектуально-аналитически-ироническим видением окружающего. Серьезное познание и понимание множества сфер жизни сопровождались у него юмористическим взглядом на мир. Отец анекдоты рассказывал, будучи разбитым инсультом. В таком состоянии рассказывал… до третьего (!) инсульта! Не хочется об этом вспоминать, но его последние слова перед… У него спросили: «Что вас беспокоит?» Он ответил: «Международное положение». В таком состоянии!.. Дядя Саш, сменим тему!
– Ладно, что ты знаешь о конфликтах отца на работе, что там произошло?
– По работе практически ничего не знаю. В свое время он был главным тренером сборной, потом его отстранили. Бедой он со мной не поделился – хотя было видно, что папа сильно переживает… И я за него переживал.
– Он оказался в конфликте с руководством Федерации, с учениками и с друзьями. Что произошло?
– Он был требователен. К себе, к своей команде, к ученикам, к семье, к друзьям и к начальству. Он был талантливей многих. Это приветствовалось далеко не каждым. И отец часто не стеснялся в оценках других людей, в характеристиках. Говорил в лицо человеку то, что о нем думает. Люди не всегда это прощают.
ВАДИМ МАРКОВИЧ МИДЛЕР
Младший сын Марка Петровича, музыкальный продюсер группы «Демо», кандидат в мастера спорта по сабле.
– Отец был человек спокойный, никогда не повышал голоса, говорил тихо. В жизни вне спортивного зала был мягким. Но как тренер с учениками и как фехтовальщик отец не шел ни на какой компромисс. Был крайне жестким… Очень следил за всем новым в фехтовании. Впитывал новое и ставил себе на вооружение: технику, тактику и стратегию боя. Так говорили многие, знавшие его.
Отец был осторожным и консервативным. Он не раз говорил мне: «Двигайся к результату медленно и верно. Добьешься своего рано или поздно». Сам он не торопился и не опаздывал.
– Просил ли он у кого-нибудь когда-нибудь прощения?
– Если считал предмет раздражения не принципиальным, просил прощения, даже когда, на мой взгляд, был прав. Просил, чтобы не было конфликта. Просил прощения у мамы. Не стеснялся. Помню, просил за что-то прощения у Саши. Отец очень любил семью, но жертвовал семьей ради работы. Из сорока с лишним лет моей жизни я видел его считанные месяцы. Мне его не хватало. Вместе с тем он делал совершенно всё: когда мне было девять лет, у меня было заражение крови в комбинации с острым полиомиелитом. Я не мог ходить. Папа таскал меня на шее. Ему тогда было сорок шесть лет. С тех пор прошло больше тридцати лет, он никогда об этом не вспомнил.
Когда он приезжал из-за границы и открывал чемодан – тут были горы подарков для всех нас. Однажды он привез маме чемодан туфель. Маме и нам приходилось систематически раздавать лишнее.
Из-за чего он переживал? Ничего необычного: не дали премию, не взяли на сборы, не поставили визу. Очень переживал, когда сняли по возрасту с должности главного тренера. Но отшучивался.
– Он был обыкновенным?
– Он был великим спортсменом и тренером и обыкновенным человеком. Но до сих пор, когда в квартире раздается телефонный звонок, я долго не поднимаю трубку. Тормозит привычное опасение: это папа. Он опять сейчас будет говорить мне малоприятное, грузить, и вдруг мне сдавливает сердце – некому меня грузить!
ДАВИД АБРАМОВИЧ ТЫШЛЕР
Заслуженный мастер спорта. Заслуженный тренер СССР, бронзовый призер Олимпийских игр 1956 года в командном первенстве, серебряный призер чемпионата мира в личном (1958) и командном первенстве (1957, 1958). В 1961–1973 годах – тренер сборной команды СССР по фехтованию на саблях.
– Знакомство с Марком? Сидел в углу тихонько и в соревнованиях не участвовал. Мы оба любили фехтование, любили о нем говорить, тренироваться. Помню его хорошо: Марк ходил в рваной шинели. От отца своего, это в сорок седьмом – сорок восьмом году, может, в сорок девятом… Он первые вещи купил, когда поехал в пятьдесят втором году в Будапешт. Там они плащи себе купили болоньевые.
– А ты его семью хорошо помнишь?
– Конечно, деда помню. Мама была аккомпаниатор. Она в сборной команде по гимнастике играла, когда они вольные упражнения выполняли.
– А дед кто был, знаешь?
– Дед? Не знаю. Был худенький, тихо себя вел, не лез, всегда в сторонке. Семьей не управлял. Деду нравилось со мной беседовать. А я разговорчивый, и он любил от меня все узнать. Я дружил с дедом.
– А бабушка? Манюня…
– Я с дедушкой все больше. А бабушка кормила: чай и кусок хлеба. А в то время знаешь, что такое кусок хлеба. Я даже оставался и ужинал. А картошка была не всегда, это великое лакомство, а мы там и картошку ели. Мы жили очень бедно. И Марк так же. Отец вроде был при погонах, но он бывший футболист, и когда я присутствовал, говорили о спорте, симпатичный, умный, с большой выдержкой. По разговору – образованный.
– От Марка ты что-нибудь слышал о нашей семье?
– Никогда. Мы эту тему не поднимали. О сыне Александре ничего не говорил. Когда Сашка начал фехтовать, мы обсуждали, что он умеет делать и делает. А что ты учился и продвигался, я всегда знал, ты же брат.
– Он меня ругал?
– При мне никогда. Тебя воспитывал, да. А мне никогда тебя ни одним словом… За что я к тебе хорошо отношусь, ты его младший брат. Особые отношения были, потому что я о тебе все знал, знал, что его беспокоит… В спорте разные люди. Многие способны на величайшие жертвенные поступки, они могут, травмированные, рисковать жизнью. Они могут величайшие моральные ценности уважать, как никто, но при этом способны на самые низменные поступки и мысли. Например, шиповкой наступить на ногу, травмировать человека, чтобы выиграть. Сознательно. Боброву ломали ноги по заданию, сознательно, за деньги. Во время матча киевского «Динамо» и московского ЦСКА, не думая, что Бобров – честь Советского Союза в футболе.
