– В вашей замечательной книге «Моя футболиада» под одной из фотографий я нашел двустишие, посвященное Валентину Борисовичу:
«Не выживет в футболе проходимец,
Бубукин Валя был неутомимец».
– В нем доминировала беззаветность. Давным-давно после того, как мы, команда ветеранов, сыграла со сборной одного из винзаводов Молдавии, каждый из гостей получил по канистре коньячного спирта. Но свою Валька «посеял». Не с пьяну (никогда не видел его нетрезвым). Он веселился и вдруг заметил: «Ой, ребята, а я забыл…» Кто-то не смог бы такое выдержать. А он добывал материальную помощь для ветеранов, хотя в его жизни деньги не играли большого значения. Уверен, когда Бубукин выбивал их у начальства, у олигархов, он просто к ним подходил, а не льстил. Валя всегда оставался очень хорошим человеком.
ПОД ТЕКСТ
«…Футбол оказался живым, вечно молодым существом, которое может делиться молодостью с теми, кто играет в него, и с теми, кем одновременно играет он…
…У великих в своем деле людей нет возраста. Если великие профессионалы не могут того, что могут молодые, они всегда могут что-то, чего, кроме них, не может никто.
Великих профессионалов в старости можно обогнать, но нельзя превзойти, потому что они сработаны природой поштучно. 50-летние–60-летние футболисты, лысенькие, седенькие, со впалыми, истощенными щеками, или плюхающие нажитыми у пивных цистерн животиками мучаемые болями от не забытых коленными чашечками и лодыжками, подножек и операций, терзаемые ишиасами, подаграми, геморроями, рожистыми воспалениями, фунгусами, простатитами, гипертониями, запоями и синдромом абсистенции, – играючи обводили 20-летних–25-летних бычков, выставленных против них молдавскими винзаводами, и, несмотря на предвкушаемый аромат золотомедальных «Негру де пуркарь», «Каберне», «Фетяски» и «Лидии» на лукулловых банкетах после игры, беспощадно всаживали штуку за штукой в ворота, с верхней штанги которых осыпались от ударов гостеприимно, но опрометчиво развешанные виноградные гроздья.
Конечно, скорость была не та, – ветераны играли в ритме танго, а хозяева поля – в ритме судорожного рок-н-ролла, смешанного с молдавским народным танцем жок. Но мяч прилипал к медленным, зато ласковым к нему ногам ветеранов, не хотел с ними расставаться и, казалось, сам, без их помощи, хитроумно пускался в дриблинг и обмишуливал винзаводских молодцов, разъяренных от недоумения, почему их обводят эти пенсионеры.
Удивительно было и то, что годы изменили только лица, осанку и вес ветеранов, но игровой почерк остался спасенным, и поэтому на битком набитых трибунах районных городков многие немолодые молдаване болели за гостей-«старичков» больше, чем за своих, молодых, и плакали радостными слезами узнавания собственной юности, когда Костя Крижевский снова делал свои знаменитые «ножницы» в воздухе, когда неутомимый Валя Бубукин, взмокший, как в незабвенные «локомотивские» времена его тандема с Антоневичем, прыгал не выше, но умнее молодых винзаводцев, притягивая мяч, как магнитом, биллиардно блистающей лысиной, когда обожатель Пастернака и Гумилева и страстный картежник Сережа Сальников, еще в 1944-м в финале Кубка вкрутивший мяч с корнера в ворота «сухим листом» по-маццоловски и до самого Маццолы, через столько лет в Молдавии снова элегантно повторил этот трюк, когда по-прежнему неотразимый золотозубый красавец Леха Парамонов с обожаемой в прошлом его поклонницами крупной темной родинкой на щеке, из которой все также завораживающе торчали три холеных волоска пружинками – когда-то пшеничные, а теперь серебристые, – приняли мяч грудью так, будто у него между ребрами было специальное созданное углубление для мяча, и мяч, зависнув на мгновение, словно стек по его телу прямо на мягко принявший его носок бутсы, когда похожий на любящего выпить, но знающего свое дело слесаря, защитник дядя Коля Сенюков, в свое время гениально не дававший гениально сыграть стольким знаменитым форвардам, сейчас, будучи уже прадедушкой, неотвязно прилипал к пылким молдаванам, как смоляное чучело, когда автор олимпийского гола в Австралии – безвозрастно розовощекий Толя Ильин, по-прежнему неудержимо выскальзывающий из всех футбольных ловушек, как арбузное семечко из пальцев, забил гол с лёта «шведкой», хотя ему перед игрой пришлось надрезать бутсу – настолько сустав большого пальца распух от артрита, когда мяч, словно приклеился к перчаткам Тигра, рыпнувшегося в восьмерку и ударившегося хряснувшим боком так, что растревоженный камень в почке заставил его бросаться на стены от боли всю ночь после победы…»
Евг. Евтушенко, «Не умирай прежде смерти», «Зебра Е», М., 2006.
Б. КОПЕЙКИН:
– Говорят, о покойниках или ничего, или хорошо. О Бубукине ни слова плохого не скажу… Борисыч трудился президентом клуба ветеранов футбольного ЦСКА, а когда от такой должности отказались, он подошел ко мне: «Плахетко без работы – возьми его начальником команды». – «Пожалуйста!» Спустя годы я, тренер, предложил Марьяну: «Хочешь стать нашим президентом?» – «Нет, им был Бубукин, а после него никаких президентов».
А. ПАРАМОНОВ:
– (Тяжелый вздох.) Жалко, конечно, что такой человек, как Валентин Борисович, рано ушел из жизни. Он из категории людей, кого везде ждали. Мы проводим турнир «Негаснущие Звезды» дюжину лет, и Бубукин каждый раз – ежемесячно – как желанный гость присутствовал там, вручал с нами призы. В завершение тура у нас происходит небольшое застолье, во время которого Валентин, как правило, вел это собрание, где от него ждали анекдоты, забавные рассказы.
– Кто его место занял?
– Плахетко в качестве начальника команды ветеранов ЦСКА. Анекдоты мы от него не слышим, но Марьян хорошо поет, особенно родные украинские песни.
ИЗ АРХИВА
«Кубок В. Бубукина для лучшего игрока ЦСКА в турнире «Негаснущие звёзды – 2009» начальник армейской команды М. Плахетко вручил В. Новикову».
Пресс-служба турнира «Негаснущие звезды».
А. КОРОБОЧКА:
– После ухода Бубукина в его дни рождения и кончины стараюсь быть рядом с семьей Валентина Борисовича. У меня хорошие отношения с его младшим сыном…
– Чего вам, ветеранам, не хватает после его ухода?
– Сплочения. Теперь во время застолий и иных мероприятий всегда звучит фамилия Бубукина: «А Борисыч говорил так…»
Подчеркну, что он был тонким психологом. Если что-то в ком-то ему не нравилось, не спорил, а уходил и не общался с «субъектом». Не раз говорил: люди все разные, у каждого своя правда, если что не так – уходи и ищи коллектив, в котором тебя понимают.
А еще Бубукин был начитан и эрудирован, а главное – многое старался записывать. И мне советовал также делать: «Голова не все помнит». Я считаю, что ему надо было больше записывать о встречах с известными персонами. Он, будучи тактичным, подмечал уйму тонкостей, знал, где и что говорить. Вот еще один его талант.
С. ОЛЬШАНСКИЙ:
– Что в вашей памяти всплывает о Бубукине?
