8. В соответствии с принципами империи в мае 1870 г. либеральные реформы были вынесены на плебисцит. Республиканцы попытались помешать этой операции. Один из них, Жюль Греви, говорил, что если принцип обращения к народу сохранится, то ассамблея лишится власти и гражданин окажется в руках правительства, которое постановкой вопроса в угодной ему форме поставит его между «пропастью и принятием совершившегося факта». Кремьё создал комитет по противодействию проведению плебисцита, но правительство напугало печать судами, начало преследование республиканцев, обвиняя их в заговоре, и легко одержало победу. Вопрос, поставленный перед избирателями, был весьма двусмыслен, так как его творцы искусно смешали две проблемы: режима и реформ. За проголосовало 7 млн 358 тыс. голосов, против – 1 млн 571 тыс. Оплотом оппозиции оставались Париж и крупные города на юге Франции. Провинция высказалась за империю. После голосования Гамбетта грустно заметил: «Сейчас империя сильнее, чем раньше». В отношении внутреннего положения в стране это было верно, а вот во внешней политике назревала буря. Англия опасалась Франции, Австрия Францию порицала, а Бисмарк, теперь уверенный в ее изоляции и силе немецкой армии, с 1866 г. постоянно искал повода для войны. «Я не сомневался, – писал он позднее, – что для осуществления объединения Германии необходимо развязать франко-немецкую войну». Что могла противопоставить французская империя этому безжалостному реалисту? Состарившегося, нерешительного, возможно, великодушного правителя, но с путаницей в голове, оказавшегося в совершенно ложном положении из-за своего принципа национального самоопределения. Непопулярное правительство, мишень для насмешек газет и молодежи. Умного, но необоснованно оптимистичного премьер-министра, утверждавшего, что мир в Европе никогда еще не был столь прочен. Армию, которой, несмотря на закон маршала Ниеля, никто серьезно не занимался. 30 июня 1870 г. Законодательный корпус проголосовал за сокращение своего штата. Оливье поддержал эту инициативу, Тьер выступил против. Франция, вопреки очевидности, играла в мир.
Французские артиллеристы на линии фронта. 23 июля 1870 г.
9. А Германия играла в войну. В 1868 г., после свержения королевы Изабеллы II, трон Испании предложили принцу Леопольду Гогенцоллерн-Зигмарингену, брату царствующего принца Румынии (будущего короля Кароля I) и родственнику короля Пруссии. Во французском парламенте реакция была единогласно враждебной. Вспоминали империю Карла V; Францию, которая окажется в тисках, если германское государство проникнет в Испанию; нарушение равновесия сил в Европе. «Редко можно было наблюдать подобное согласие среди представителей различных партий», – писал Франсис Маньяр в газете «Фигаро» (цит. по А. Герару). Жюль Симон, Тьер, Гамбетта договорились с проимперскими журналистами организовать протест против этого недопустимого замысла. Ко всеобщему удивлению, 12 июля кандидатура Гогенцоллерна была снята. Это означало почетный мир. Оливье ответил Тьеру, который рекомендовал осторожность: «Не волнуйтесь. Мир в наших руках, и мы его не упустим». Но в игру вмешалось личное тщеславие: императрица, Оливье, герцог Грамон, министр иностранных дел – все хотели добиться персональных успехов. Отказ от испанской короны исходил не от короля Пруссии, а от отца Леопольда. Грамон, вопреки мнению Тьера, вынашивал безумную идею потребовать от Вильгельма I запретить принцу пересматривать свое решение. Раздосадованный король заявил французскому послу Бенедетти, что считает вопрос закрытым, и, поскольку Бенедетти продолжал настаивать, отказался его принять. В ответе не было ничего оскорбительного, но Бисмарк усмотрел в этом возможный повод для конфликта, к которому стремился. Он сократил депешу, присланную ему королем Вильгельмом из Эмса, чтобы ввести его в курс дела, и придал ей сухой и оскорбительный характер, которого не было в оригинальном тексте. Он показал эту новую версию своим военачальникам – Мольтке и Роону, не скрывая, что стремится к развязыванию войны. Генералы его одобрили. «Мы заинтересованы в ускорении конфликта», – отвечали они. Грамон и Оливье бросились на красную тряпку, которой размахивал перед ними Бисмарк. Грамон заявил «о полученной пощечине». Оливье сообщил в Законодательном корпусе о начале войны и потребовал кредиты. С возражениями выступил только Тьер. Оливье ответил, что «с легким сердцем» принимает ответственность на себя. На парижских улицах толпы кричали: «Да здравствует война! На Берлин!» Вся молодежь, от наследного принца до Гавроша, распевала «Марсельезу». Но в провинциях 71 префект из 87 заявили, что сообщение о войне принимается с сомнением и сожалением. Никогда еще международное потрясение не начиналось с более ничтожного повода.
Доставка раненых солдат в Париж на речных судах. Гравюра. 1870
10. Германия заранее готовилась к войне. Франции пришлось к ней готовиться по ходу дела. Ранее Ниель предлагал план подготовки и мобилизации, но он не был принят. В результате французскому резервисту с севера зачастую приходилось являться на свой сборный пункт на юге или на западе, чтобы затем отправиться на Восточный фронт. На транспорте возникла ужасающая неразбериха. Вооружение пехоты (винтовка системы Шаспо) было хорошее, но артиллерия оказалась слабее, чем у врага; однако хуже всего работали различные службы. Не хватало всего: продовольствия, боеприпасов, медицинского обеспечения. Но все это не помешало маршалу Лебёфу заявить: «Мы готовы, архиготовы… Если бы война продлилась целый год, нам не пришлось бы закупать даже кнопки для гетр…» Но основное немецкое превосходство заключалось в командных кадрах. Испытанное в легких (итальянских) и колониальных (алжирских) кампаниях или в осадах (крымская), армейское руководство Второй империи абсолютно не знало маневренной войны. За спиной опытного генерала Мольтке во главе гражданского правительства оставался гениальный человек – Бисмарк. Наполеон III, решивший принять на себя непосредственное командование армией, невзирая на наличие в мочевом пузыре «камня величиной с голубиное яйцо», оставлял в Париже только несчастную императрицу и непопулярное правительство. Солдаты и офицеры отличались храбростью, но что могли они сделать в отсутствие руководства? С самого начала кампания обернулась катастрофой. За два дня, одержав две победы, немцы достигли границы и заняли Эльзас и Лотарингию. Страну охватила такая тревога, что 12 августа император вынужден был передать командование маршалу Базену, ранее воевавшему в Мексике. Базен, слабый и нерешительный, отступал, упуская последние случайные возможности победить, и позволил врагу заблокировать в Меце армию Лотарингии. Оставались армии Эльзаса и Шалона. Командовавший ими Мак-Магон намеревался отойти к Парижу. Императрица-регентша предупредила его, что если он оставит Базена, то это будет означать революцию. Он пошел на очевидное поражение, 2 сентября был окружен в Седане и капитулировал. Война продлилась чуть больше месяца. Она была проиграна, а император оказался в плену. Немного позже он нашел прибежище в Англии.
11. С этого начался мрачный период немецкой гегемонии в Европе. Во второй раз империя, монархия – образованная путем плебисцита – бросала побежденную Францию на милость врага. Во второй раз бонапартистский режим, не имевший глубоких корней, за несколько часов был сметен ветром поражения. По сути, не злой человек, представлявший режим, нес на себе тяжелый груз ответственности. Идеи императора, иногда блестящие, иногда великодушные, часто неосторожные и несбыточные, в значительной мере способствовали тому, что Европа оказалась во власти Пруссии. Однако некоторые лучшие представители французов оставались ему верны. «Несмотря на бесплодные и глупые протесты улицы, – писал Луи Пастер, – несмотря на проявление в последнее время трусливой слабости, император без опасений может ожидать суда потомства». Потомство осудило жестокость репрессий, которые последовали за государственным переворотом, осудило удушение свобод и войну ради престижа. Однако оно признало, во-первых, что социальные идеи императора опережали его время, а во-вторых, что за войну 1870 г. парламентская элита несла ответственность наравне с государем. Правда заключалась в том, что с 1815 по 1870 г. Франция потеряла значительную часть своего демографического, промышленного и военного влияния. Это не означало, что она должна была сойти со сцены, но это требовало ведения разумной дипломатии и упорной борьбы по примеру Ришелье, чтобы помешать образованию германского блока. Главная ошибка Наполеона III и его подданных состояла в том, что они забыли о традиционно тяжелых условиях существования Франции.
