5. После смерти Эбера и Дантона Робеспьер оказался единовластным хозяином Франции. Исполнительный состав Комитета общественного спасения пасовал перед диктатором, в котором воплотились террор и добродетель, «добродетель, без которой террор пагубен, террор, без которого добродетель беспомощна». Несмотря на неограниченную власть, в каждом человеке, который не гнул перед ним спину, он видел врага. В Революционном трибунале, для установления «царства вечной справедливости», для «очищения душ и возвеличивания сердец», он требовал голов, голов и еще раз голов. «Если тесно сталкиваешься с людьми, то начинаешь испытывать желание всех поубивать». Епископы, верующие, атеисты, роялисты, республиканцы, девственницы из Вердена и откупщики – все погибали на гильотине. На похоронных телегах громоздились трупы маленьких девочек и восьмидесятилетних старух. Целые семьи расплачивались за побег в эмиграцию одного или двух родственников. 4 термидора старая жена маршала де Ноайль была обезглавлена вместе со своей невесткой, герцогиней д’Авен, и внучкой, виконтессой де Ноайль. За несколько дней до этого на эшафоте погибли ее деверь и золовка (маршал и герцогиня де Муши). Примерно в это же время Шатобриан, находясь в Англии, узнал, что Революционный трибунал только что отправил на казнь «Мальзерба; его дочь, госпожу президента де Розанбо, его внуков; графа и графиню Шатобриан. Они приняли смерть на одном и том же эшафоте». Все, кто мыслил, все, в ком сохранялись остатки морального мужества, находились в тюрьме. Более 10 тыс. невиновных были обвинены, то есть осуждены. Однако Робеспьер с большой помпой провел на Марсовом поле празднование в честь Верховного существа. Хор из Оперы исполнил «Отец Вселенной, Высший разум…». Робеспьер прочел проповедь. Во время этой странной церемонии трудно было понять, совершает ли он службу или сам является идолом. Конвент, разучившийся протестовать, бормотал что-то невнятное. Фуше, хотя и выпускник коллежа ораторианцев, но сделавший карьеру как атеист, на собрании у якобинцев высказался о Верховном существе и о Робеспьере в выражениях невнятных и неприязненных. С этого дня Робеспьер поклялся погубить Фуше. Он вынудил его защищаться. Однако побуждать Фуше к действиям было опасно, но еще опаснее было заставлять его искать союзников среди членов собрания. С тех пор как Робеспьер потребовал права обвинять депутатов без одобрения Конвента, его члены дрожали от страха. Из малодушия Конвент позволил обезглавить Францию. Из малодушия Конвент готов был обезглавить и Робеспьера. Ничто не оправдывало теперь террора. Республиканские армии и особенно армия департамента Самбра-и-Маас одерживали победу за победой. Сен-Жюст, чувствуя, что опасность составляла основную силу Комитета общественного спасения, потребовал у Барера «больше не выводить их из себя»! Но Барер еще яростнее продолжал их обвинять. Комитет общественного спасения тоже устал от «неподкупного».
6. Эти победы, «которые набросились на Робеспьера, подобно яростным фуриям», были достигнуты усилиями Комитета общественного спасения, а также прекрасно подготовленной армией. У республики находилось под ружьем 800 тыс. хорошо обученных солдат, к тому же прекрасно вооруженных, так как для производства ружей, пушек и пороха прилагались героические усилия. Творческий гений ученых вступил в союз с напряженным трудом народа. При помощи оптического телеграфа правительство поддерживало связь с армиями. Привязной аэростат позволил наблюдать за перемещением противника во время битвы при Флерюсе. Но главное, в войсках царил небывалый подъем. В то время французская армия была самой многочисленной в Европе. Солдаты это знали и чувствовали. Их поддерживала глубокая вера в величие принципов, которые они защищали. Во всех странах они встречали тайных союзников, противников феодальной монархии. С другой стороны, у них были великолепные командиры. Карно оберегал заслуженных генералов старого режима, проявлявших лояльность к новому, и способствовал быстрому продвижению молодых командиров, таких как Ош, Марсо, Клебер. Он раздавал им инструкции, в которых уже намечалась наполеоновская стратегия: «Действовать массированно и наступательно; при любом удобном случае вступать в штыковой бой; давать большие сражения и преследовать врага до полного уничтожения; жить за счет противника…» Представители, присланные в армии, наблюдали за генералами и поднимали их боевой дух. К весне 1794 г. Франция завоевала огромный военный авторитет. Европу поражала сила страны, в которой полыхала революция. Моральная анархия Европы способствовала ее успехам. Пруссия и Австрия, союзники в борьбе с революцией, соперничали между собой в Польше и вместо взаимной помощи заняли выжидательную позицию. Австрия опасалась призвать прусскую армию во Фландрию. А французский генерал Пишегрю, напротив, привел 160 тыс. солдат к французскому генералу Журдану, у которого уже было 230 тыс. человек, и армия департамента Самбра-и-Маас у местечка Флерюс разбила врага, открыв тем самым всю Бельгию французам, которые вошли в Антверпен 23 июля. Таковы были волонтеры II года республики.
7. Робеспьер был всемогущим, но оказался обреченным, ибо преступил все границы. Закон от 22 прериаля (10 июня 1794 г.), который лишил депутатов Конвента парламентского иммунитета, теперь угрожал жизни каждого из них и тем самым даже трусам придал мужества сделать ради собственного спасения то, на что они не осмеливались ради спасения страны. Фуше, находчивый и коварный, подготовил членов Конвента и особенно «болото». В Комитете общественного спасения Карно и его друзья, опасаясь Сен-Жюста, выступили против Робеспьера. Казни множились. Вдовы и сироты превращались в толпы врагов. В Париже, на пути следования телег с осужденными, закрывались лавки. Совсем небольшая, но важная подробность: Тальен, влиятельный член Конвента, хотел спасти Терезу Кабаррюс, бывшую маркизу де Фонтене, свою пленницу, ставшую его любовницей, которая должна была предстать перед Революционным трибуналом. Робеспьер, ощущая, что вокруг него вздымается волна ненависти, перешел в наступление. 8 термидора (26 июля 1794 г.) в речи, еще встреченной Конвентом аплодисментами, он потребовал чистки Комитета общественной безопасности и Комитета общественного спасения. Чистка рядов членов, проводящих чистку, вызвала беспокойство. Камбон осмелился возразить и заявил, что работу Конвента парализует только один человек и этот человек не кто иной, как Робеспьер. Тот занервничал и защищался неудачно. Ночью несколько человек сумели пробудить «лягушек болота». На следующий день, 9 термидора, Сен-Жюст явился в Конвент и зачитал прекрасно составленную, почти беспристрастную речь, в которой предлагалось принять меры, чтобы правительство, «не утрачивая своих революционных полномочий», вместе с тем не могло бы впадать в самоуправство, способствовать притеснению или узурпировать народное представительство. Это означало законно положить конец диктатуре Робеспьера. Возможно, это открывало также эру Сен-Жюста. Но уже на тринадцатой строчке Тальен прервал его. «Я требую, – заявил он, – чтобы все покровы были сорваны!» Странное дело: хладнокровный Сен-Жюст позволил прогнать себя с трибуны. Тотчас Конвент высказался за непрерывное заседание. Робеспьер хотел броситься в бой. Его встретили улюлюканьем: «Долой тирана!» – и ему отказали в слове. Последовала сумбурная сцена, во время которой так долго сдерживаемая ненависть осмелевшего «болота» вылилась в единодушное «кваканье». Наконец кто-то крикнул: «Поставить на голосование арест!» Робеспьер, растерявшись, возразил: «А я требую смерти!» В ответ раздалось: «Ты уже заслужил ее тысячу раз!» Несколько верных друзей, включая брата, собрались вокруг него. По приказу председателя жандармы арестовали обоих Робеспьеров, Кутона, Леба́ и Сен-Жюста.
