Информация о противнике поступала в адрес Барклая-де-Толли от вышеуказанных командиров ежедневно. В основном она получалась от пленных, из захваченных документов и из личных наблюдений партизан.
Как следовало из «Журнала военных действий», с 1 сентября по 31 декабря 1812 п только в первых половине сентября хроника партизанских действий выглядела следующим образом:
«09 сентября. Ахтырского гусарского полка подполковник Давыдов рапортует, что 06 сентября, следуя с отрядам своим, состоящим из 50 гусар и 80 казаков, к большей дороге, лежащей между Вязьмою и Гжатью, открыл близ села Царево-Займище неприятельский транспорт с хлебом, состоящий в 30 подводах и сопровождаемый 215 человек пехоты, на коих он, ударив, взял в плен 98 человек, а прочих переколол, равномерно захвачен ими следовавший в небольшом расстоянии другой транспорт, состоящий в 3-х офицерах и 2-х артиллерийских ящиках со снарядами…»
«11 сентября. Генерал-майор Дорохов доставил перехваченную почту в 2-х запечатанных мешках и 3-й мешок с ограбленными церковными вещами…».
«12 сентября. Генерал-майором Дороховым пойманы по Можайской дороге 2 курьера с депешами, сожжены 20 ящиков со снарядами и взято 200 человек пленных, в числе коих 5 офицеров…» (Отечественная война 1812 г. Материалы ВУА.Т. XV. С. 26).
Участник Отечественной войны 1812 г. Федор Глинка называл партизан «наездниками»: «Сии наездники (партизаны), начальствуя летучими отрядами, из разных войск составленными, имеют все способы переноситься с места на место, нападать внезапно и действовать то совокупно, то порознь, вдруг с разных сторон или пересекая черту сообщений. Они же могут доставлять армии подробнейшие сведения о всех скрытых и явных передвижениях неприятеля» (Глинка Ф.Н. Письма русского офицера. М., 1985. С. 189).
Из штаба армии начальникам партий указывалось только общее направление действий, приблизительный район каждого отряда, кто будет соседом, а также общая цель — нанесение максимального ущерба противнику. Выбор предоставлялся начальникам партий. Густая цепь партизан окружила Наполеона. Скрываясь в лесах, постоянно переходя с места на место, они пользовались местностью и быстротой движения для внезапных нападений. Они выслеживали неприятельские команды и обозы. Партизаны стали грозой для противника и неуязвимы. Французские запасы, артиллерийские парки, почта, курьеры, пленные — все попадало в руки партизан.
Добравшись до назначенного им участка, партизаны выбирали какое-нибудь населенное место, лежавшее в стороне от тылового пути противника, которое называлось «пристанью». При выборе «пристани» исходили из требования безопасности, местность должна была исключать внезапность нападения. «Пристань» служила убежищем для больных и раненых, для отдыха, складом для продовольствия, «станцией» для сношения с армией и с соседями. В остальное время партизаны располагались в центре выделенного им участка, по соседству с тыловыми коммуникациями неприятеля — в «притоне», откуда устремлялись то в одном, то в другом направлении. Иногда пристань и притон совмещались. В 1812 г. пристанью для Давыдова служил все время г. Юхнов, а притонами села Скугарево, Знамснское и др. Партия не должна была оставаться подолгу в «притоне», даже при полном сочувствии жителей, так как иначе враг легко устанавливал ее местопребывание. Сначала, пока люди были «не нахватаны», довольствовались перехватом курьеров и ординарцев, порчей телеграфа, что требовало больше хитрости, чем отваги. Чтобы не обременять себя добычей, пленными и ранеными, все это отправлялось к «пристани» при содействии жителей, на взятых у них подводах, под небольшим конвоем (Военная энциклопедия. Т. VIII. Петербург. 1912. С. 570–572).
К числу известных партизан относился Александр Самойлович Фишер.
«Везде неузнанный лазутчик»
А.С. Фигнер
О, Фигнер был великий воин
И не простой… он был колдун!
При нем француз был вечно беспокоен…
Как невидимка, как летун,
Везде неузнанный лазутчик,
То вдруг французам он попутчик,
То гость у них: как немец, как поляк
Он едет вечером к французам на бивак
И в карты козыряет с ними,
Поет и пьет… и распростился он,
Как будто с братьями родными…
Но усталых в пиру еще обдержит сон,
А он тишком с своей командой зоркой,
Прокравшись из леса под горкой,
Как тут!… «Пардон!» Им нет пардона;
И, не истратив ни патрона,
Берет две трети эскадрона…
(Ф.Н. Глинка. Смерть Фигнера)
А.С. Фигнер, из семьи обрусевших немецких дворян, родился в 1787 г. Имел необыкновенную способность к изучению иностранных языков, свободно объяснялся на французском, немецком и итальянском. Окончил Второй кадетский корпус. С 1805 г. — на военной службе, участвовал в экспедиции русского флота на Средиземном море. Во время Русско-турецкой войны (1806–1812 гг.) служил в артиллерии и отличился в штурме Рущука (1811 г.). Перед сражением вызвался для измерения глубины и ширины крепостного рва и, «ежели можно», высоты вала. «Так немедленно в темноте ночи отправился к крепости; ползши долго на руках и на животе до рва, выполнил по возможности эту порученность, взялся охотником на штурм крепости, и оказалась верность в его измерении», — вспоминал участник Отечественной войны 1812 г. Г.П. Мешетич в своей книге «Исторические записки войны россиян с французами и двадцатью племенами 1812,1813,1814 и 1815 гг.». За отличие Фигнер получил орден Св. Георгия 4-й степени.
Начало Отечественной войны застало Фигнера в чине штабс-капитана 3-й легкой роты 11-й артиллерийской бригады. Он отличился под Смоленском, участвовал в Бородинском сражении. После вступления Великой армии в Москву Фигнер с разрешения главнокомандующего отправился в Москву. Вооружив несколько жителей, по ночам он устраивал засады на улицах столицы, истреблял солдат и офицеров, а днем, «переодетый то купцом, то иностранцем, свободно и спокойно ходил по городу, вмешивался в толпу французов, выведывал, что можно и сообщал в нашу армию» (Энциклопедия военных и морских наук. Составлена под главной редакцией генерала от инфантерии Леера. Т. VIII. СПб., 1897. С. 91). К Наполеону Фигнер питал особую ненависть.
Одно из посещений занятой французами русской столицы Г.П. Мешетич описывает следующий образом. С оставлением Москвы в облике Фигнера стало замечаться что-то особенное: небритая борода и всклокоченные, запускаемые волосы на голове. После прибытия русских войск в Тарутино Фигнер попросил у М.И. Кутузова разрешения отлучиться в Москву, «узнать совершенно, в каком состоянии неприятель, и получил приказание отправиться». Облачившись в лохмотья «самого бедного последнего сословия нищего старца», добрался до Москвы, где начал «пантомимами испрашивать подаяние хлеба, но скудно очень оный доставал». Как вдруг был взят прислугой в дом французского штабного генерала. Поручено ему было таскать дрова, топить печи и «исправно смотреть за оными». Одно «помышление» не оставляло Фигнера ни днем ни ночью — это убить Наполеона. Однажды утром он направился в Кремль, но в воротах был остановлен часовым — солдатом старой гвардии ударом приклада ружья в грудь. Так Фигнер лишился своей надежды убить французского императора и вернулся опять к своему хозяину. Вскоре вечером он услышал разговор, что на следующий день крайне важно отправить офицера с депешами от Наполеона в авангард армии и в этой связи необходимо подыскать надежного проводника. Рано утром Фигнер, протопив печи, остался в передней. Генерал, увидев своего истопника «исправным», приказал позвать переводчика-поляка и велел спросить у Фигнера, не знает ли тот дороги до деревни, где располагался авангард французских войск. Фигнер ответил утвердительно. Французский генерал приказал объявить ему награду — несколько червонцев, если он выполнит поручение и возвратится назад. Вскоре появились конные офицер и два рядовых улана, Фигнеру дали лошадь и отправились «прямейшим трактом на ближайшие аванпосты казачьи». Не доезжая нескольких верст до русских передовых постов, Фигнер предложил остановиться в ближайшей деревне на отдых с тем, чтобы он отправился вперед посмотреть, не ожидает ли их какая опасность. Через некоторое время Фигнер вернулся в деревню с казаками, которые взяли в плен неприятельского офицера с солдатами. Когда Кутузову доложили, что капитан Фигнер прибыл с пленными, то главнокомандующий не узнал его и поинтересовался, где бесстрашный разведчик. И это была не единственная вылазка Фигнера в Москву.
