В ноябре 1832 г., когда египетские войска, заняв Сирию, вторглись в Анатолию, Николай I вмешался в конфликт в качестве посредника между султаном и Мухаммедом Али. В Египет был направлен генерал-лейтенант Н.Н. Муравьев (впоследствии Муравьев-Карсский) в качестве полномочного представителя русского правительства. В начале 1833 г. Муравьев переезжает в Турцию, где становится начальником русского экспедиционного корпуса, высадившегося на азиатском берегу Босфора. Пребывание в Турции и Египте позволило Муравьеву дать характеристику турецких и египетских вооруженных сил. Свои наблюдения он также обобщил в таких открытых работах, как «Русские на Босфоре в 1833 г.» и «Турция и Египет в 1832 и 1833 гг.» (оба труда были опубликованы после смерти автора, в 1869 г.).
Следует отметить, что Муравьев в 30-х гг. был уже не новичок в деле сбора разведывательных сведений. Еще в 1819 г., будучи капитаном Гвардейского Генерального штаба, он посетил с дипломатическим поручением Хивинское ханство, причем ему впервые после экспедиции А.А. Бековича-Черкасского (1716 г.) удалось достигнуть Хивы с восточного побережья Каспийского моря. Описание и карта Хивинского ханства, составленные в результате этой поездки, были изданы в Москве в 1822 г. Много позже Муравьев занимался обобщением опыта боевых действий в Закавказье в период Крымской (Восточной) войны 1853–1856 гг.
В начале 30-х гг. XIX века развитие техники в целом и военной техники в частности должно было привести к появлению на поле боя и на море качественно нового оружия, способного решить не только исход боя, но и исход войны. Около 250 лет (с конца XVI в. до середины XIX в.) армии были вооружены гладкоствольными, заряжаемыми с дула ружьями, пришедшими на смену мушкетам. В начале XVIII в. ружья были оснащены штыками. Таким образом, в них объединились возможности огнестрельного и холодного оружия. Введение железного шомпола (в русской армии с 1711 г.) позволило увеличить скорострельность ружей с 1 до 2 выстрелов в минуту. В конце XVIII в. на вооружение были приняты ружья с изогнутым прикладом, что позволило вести из них прицельный огонь.
Артиллерия долгое время оставалась гладкоствольной, орудия заряжались с дула и имели калибр от 75 до 150 мм. Основными видами боеприпасов являлись ядра и картечь. Стрельба ядрами велась на дальность до 2 км, а картечью — до 200 м. Скорострельность артиллерии не превышала 1 выстрела в минуту. Усовершенствование артиллерии в этот период шло в направлении снижения веса орудий, установления единства систем и калибров, совершенствования лафетов и прицельных приспособлений, а также некоторого увеличения скорострельности и дальности огня (в 2 раза). Но и с 50-х гг. XIX в. началось перевооружение артиллерии нарезными орудиями. Впервые на поле боя нарезные орудия применили французы в итало-франко-австрийской войне 1859 г. Нарезные орудия были еще весьма несовершенны, но и они изумили австрийцев своей дальнобойностью, стреляя с дистанций, недосягаемых для австрийских гладкоствольных орудий. В последующие годы нарезные, заряжающиеся с дула орудия были приняты на вооружение в Пруссии, Австрии, Англии и России, являвшейся родиной нарезного оружия (первая известная пушка с нарезами и клиновым затвором была создана в конце XVI в. русскими мастерами).
Боевые возможности огнестрельного оружия резко возросли в середине XIX в., когда машинная индустрия позволила осуществить массовое производство нарезных, заряжаемых с казенной части, артиллерийских орудий и винтовок. Стал применяться бездымный порох (80־е годы XIX в.). В артиллерии ядро заменили снарядом, что резко повысило эффективность ее огня. В целом боевые возможности ручного огнестрельного оружия возросли в 10 раз. Дальность стрельбы артиллерии увеличивалась в 2–2,5 раза, а точность более чем в 5 раз.
К этому времени Россия остро ощущала отставание в промышленном развитии, в том числе в техническом оснащении армии по сравнению с армиями государств Западной Европы.
Подобная ситуация в конечном итоге не только привела к ускорению создания института военных агентов, но и положила начало новому направлению в деятельности российской дипломатии за рубежом — добыванию технической и военно-технической информации.
В ноябре 1831 г. по представлению товарища начальника Главного штаба А.И. Чернышева российское посольство в Лондоне получило директиву «собрать самые точные и верные сведения о только что изобретенном в Англии новом ружье, заметно превзошедшем, по имевшимся в России сведениям, уже существовавшие в европейских армиях, и добыть, если представится возможность, его образцы» (Очерки истории Российской внешней разведки. Указ. соч. С. 146).
Одновременно всем российским представительствам за границей было предписано обращать особое внимание на все появляющиеся в странах их пребывания изобретения, открытия и совершенствования «как по части военной, так и вообще по части мануфактур и промышленности» и немедленно «доставлять об оных подробные сведения». Хотя речь и шла обо всех зарубежных представительствах, однако прежде всего имелись в виду российские посольства во Франции и Англии. Причем последние должны были следить не только за последними образцами боевой техники, оружия и боеприпасов, прошедшими испытания хотя бы в лабораторных условиях, но и за развитием промышленного производства (и при-иимасмыми правительством мерами по его поощрению), технической мысли, появлением новых по тем временам технологий, которые могли бы привести в конечном итоге к прорывам в военном деле. Задача, прямо скажем, непосильная для дипломатических сотрудников за рубежом.
В феврале 1832 г. министр иностранных дел К.В. Нессельроде, пожалуй, впервые за многие годы сослался на загруженность сотрудников дипломатических представительств политическими делами и вполне справедливо обратил внимание на полное отсутствие у них подготовки в научно-технической области. В этой связи Нессельроде предложил подключить к разведывательной работе по добыванию сведений «по части мануфактур и промышленности» заграничных представителей Министерства финансов, в состав которого входили отдельные экономические департаменты, в том числе департамент внешней торговли. Министр иностранных дел даже выдвинул две конкретные кандидатуры: находившегося во Франции коллежского советника Мейендорфа, который занимался вопросами коммерческой деятельности и мануфактурной промышленности, и работавшего в Германии действительного статского советника Фабера. Министр финансов Е.Ф. Канкрин поддержал предложение К.В. Нессельроде. Был выработай целый перечень вопросов и после утверждения у Николая I направлен Фаберу.
Но разгрузить сотрудников российских представительств за рубежом от выполнения разведывательных задач по линии военного ведомства так и не удалось, не только в 30-е годы, но и десятилетия спустя.
В августе 1832 г. потребности Военного министерства в разведывательной информации были подкреплены указаниями во все дипломатические представительства лично генерал-инспектора по инженерной части российской армии Великого князя Михаила Павловича: закупать открытую и добывать секретную литературу по инженерному искусству, относящуюся «к долговременной и полевой фортификации, атаке и обороне крепостей, военно-строительному и понтонному искусству».
