Сводили в Е-бурге на студии Шуры Пантыкина. Опять писали вокалы — приходили певцы, самые неожиданные. Игорь Гришенков, к которому Илья относился с некоторым даже обожанием; Светка, первая жена Ильи, оперная певица. Писали даже хор — не очень большой, но хор. Альбом лепился как-то «сам собой». Сам выстраивался. И настроение было отличное. Этот альбом должен был, он был обязан «выстрелить»! Олежка Сакмаров уезжал в Питер, для него свели несколько вещей специально, уехал, увез, позвонил, сказал, что слушали с Гребенщиковым, что «Боря сказал: "Ну, кто-то же и у нас должен был такое сделать!"»…
Альбом не провалился — он не дошел до стадии провала. Его никто не услышал.
Н-и-к-т-о.
Илья Кормильцев и Олег Сакмаров во время записи проекта «Чужие», 2001 год. Фото Юрия Гаврилова
«Наутилус» был «тварь водоплавающая», плавал давно. И много чего было этим плаванием наработано — была репутация, была администрация; администрация торговала репутацией, получая деньги и возможности дальнейшей реализации. Илья решил, что сможет обойтись без всего этого, все сможет сделать сам; в том была ошибка.
Более того, именно «Наутилус» ему никто и не простил. Его деятельность времен «Нау». Он многое себе позволял в рамках этой деятельности. Его заносило… Ну, натура такая; но кому ж есть дело до натуры?.. Ему многое прощалось именно потому, что до некоторой поры Кормильцев был «прикрыт броней» «Нау». И трудно его попрекнуть тем, что он и дальше собирался двигаться точно так, как прежде. Но «Нау» больше не было. Броня исчезла. Илья неожиданно для себя оказался «голенький». И уж тут ему «прилетело» за все. Заслуженно или незаслуженно — не так важно; но «прилетело» сильно.
Издать альбом удалось через Сакмарова в Америке. Через несколько лет. Илья выпустил свой вариант — крепко переделанный, доработанный вместе с Алесей Маньковской, но каким-то крошечным тиражом и полуподпольным способом. Этот вариант тоже хождения не имел.
Это была его последняя «музыкальная ставка», самая важная, самая крупная. Он проиграл. И вот это была настоящая катастрофа.
42
На записи «Чужих» появилась в его жизни Леська.
Илья очень гордился, что его жену зовут Алисия Адольфовна Маньковская. Иногда, когда ее не было, прижмуривался и с блаженным кошачьим выражением проговаривал:
— Али-сия Адоль-фов-на
Мань-ков-ская!
Эдакий фонетический камнепад.
Леся. Лесенька. Леська.
Когда Илья уже в Лондоне лежал в больнице, набежало на них телевидение, и Леся дала какое-то интервью, которым многие из знакомых, а особенно малознакомых, остались недовольны. Пошли какие-то толки. С пересудами. Интервью было, действительно, не шибко бойкое, но что они хотели от перепуганной девчонки в чужом городе, в другой стране, у которой прямо сейчас умирает муж?..
За пару лет до того у Леси был концерт в каком-то доме-музее на Ордынке. Поскольку она оперная певица, у нее был концерт. Камерный. Маленький зальчик, рояль, обычные стулья, публики — человек сорок. Илья стоял сзади, за публикой, там у стенки приткнулось фортепиано, он стоял, опираясь на него одной рукой, и в позе его было нечто певческое. И пел вместе с Леськой.
Илья Кормильцев и Алисия Маньковская. Фото Юрия Гаврилова
Он поднимался на носки, задирал на высоких нотах подбородок, тянулся весь вверх, открывал рот — все молча. Он знал каждую нотку. И каждую отрабатывал вместе с Леськой. И так «отпахал» весь концерт от начала до конца. В ресторане, куда мы переместились после концерта, был откровенно взмылен — уработался. И был страшно доволен, что концерт прошел хорошо.
Илья всю жизнь искал соратника. Настоящего, на сто процентов, на семь дней в неделю, по двадцать четыре часа в день… И не находил. Были женщины, были друзья, были сотрудники — соратника не было. И Леська, появившись в его жизни довольно поздно, встала на это место. Броско красивая, дикая, да и вообще — оперная певица, что в качестве женской характеристики ясно только тому, кто сталкивался. Непростая такая штука…
Они очень забавно вместе «вспыхивали». Если что-то хотя бы одному из них не нравилось, «загорались» вместе. А оба же буйные!.. Вот тогда от них реально «искры летели».
Илья ее любил. И что бы там ни говорили потом, это все ерунда. Он просто ее любил.
43
После «Чужих» у нас наступил период охлаждения, общались редко, так что и вспоминать особо нечего. Разве что — так, всякие мелочи…
Год 2001, весна. Приходит Илья — и сходу:
— Кабздец талибам!
Признаюсь честно: как-то я за движением Талибан не очень в те времена следил. Да и потом тоже как-то не шибко… Но заявление меня озадачило, я и спросил: с чего бы это? Илья сказал:
— Ты не читал, что ли?! Они вовсю наркодилеров расстреливают! Все, кабздец, их уничтожат!
Идея всемирного наркотрафика Илью волновала всегда, поскольку органично вкладывалась в теорию всемирного заговора, которая его тоже всегда волновала. Я на сей счет был не очень в курсе. Но на всякий случай поинтересовался, когда сие по его мнению произойдет. Илья с уверенностью заявил, что скоро. Несколько месяцев, и талибы лишатся власти. Поддержать этот разговор я не мог по причине полной собственной по сему поводу неосведомленности, мы переключились на что-то другое, но слова его запомнились.
То, что я сейчас пишу, простое изложение событий, коим я был свидетелем. Не более. Ни обсуждать, ни спорить не собираюсь — что видел, то пою.
Повторюсь — это было весной две тысячи первого. Месяц точно не помню, но одет он был по-летнему. Может быть, май. Через три месяца произошло 11-е сентября. 7 октября американцы принялись мочить талибов. И вскорости производство героина в Афгане резко пошло вверх, это общеизвестно. Менее известно, что 2001-й был годом самого низкого производства зелья в Афганистане.
С Ильей мы увиделись несколько позже, я не скрывал, что впечатлен его провиденьем. Илья принимал подобные изъявления со всяческой скромностью, которая была игра. Любил, когда его хвалят, но не давал слишком уж распространяться на тему, насколько же он умен и хорош. Так — довольно ухмылялся, да и ладно… Но у меня в голове засело: 11-е сентября 2001 года предсказал Кормильцев.
Повторюсь еще раз — полемизировать на эту тему не хочу и не буду. Просто так было.
Не знаю уж, к месту или не к месту, но еще одно пророчество Кормильцева… Его почему-то волновала судьба Иерусалима. И волновала как-то изрядно. Несколько раз за последние годы он повторял одно и то же: «Помяни мое слово — американцы евреев кинут»…
