Гарри только вздыхал, но в большей степени оттого, что находил войну гораздо менее забавной, чем думал прежде. Кроме того, ему вспоминались славные вечера в Париже, в Клозери-де-Лила, у Вилье или в кафе «Д’Эколь». В таком настроении находились описываемые нами личности, когда пришел приказ главнокомандующего немедленно выступить на защиту Чарльстона. Гарри и Макдауэл отправились в путь вместе с Нэнси и ее верным Замбо. В Чарльстоне приказание генерала Борегара очистить город возмутило Нэнси до крайности.
В эту ночь, накануне того дня, в который ненавистный приказ должны были привести в исполнение, Нэнси собрала в гостиной отца главных офицеров южной армии, решившись испробовать все меры, чтобы приказ остался неисполненным.
— Для чего нас выгонять? — вскрикнула она. — Разве чарльстонские дамы жаловались, или роптали, или выказали страх? Ведь нет! Пусть нас ведут на редуты, когда явится враг, и если увидят, что мы не годимся в защитники, тогда дело другое. Но до того какие основания вы имеете отделять вашу участь от нашей?
— Увы, это вопрос человеколюбия, — ответил один из присутствовавших.
— Вопрос человеколюбия?! — вскрикнула Нэнси. — Вы слышите, господа? Мы, женщины, думаем, что человеколюбие — это оставить дочь при отце, жену возле мужа и сестру под охраной брата. Если вам суждено пасть в борьбе, то падем все вместе! Не навязывайте женам, матерям и сестрам горе пережить тех, кто для них дороже всего на свете! Я это говорю вам, тем, у кого есть жены и дети. Идите сейчас же к генералу Борегару и требуйте отменить приказание, которое так жестоко.
Тщетно офицеры убеждали Нэнси, что это приказание получило одобрение генерала Ли и правительства, — девушка не хотела ничего слышать и продолжала настаивать на своем.
— Приказ генерала Борегара доказывает, что он варвар! Клянусь, я не буду ему повиноваться!
В эту минуту Гарри Палмер, которого вызывали в штаб, вошел в гостиную.
— Вас не доведут до этой крайности, кузина, — сказал Гарри, — вам не придется ослушаться приказаний генерала Борегара и остаться наперекор его желанию в Чарльстоне. Три роты нашего полка, к числу которых принадлежу я и мистер Макдауэл, назначены конвоировать тех, кто выходит из города завтра утром, на рассвете. Надеюсь, вы последуете за вашим отцом.
В гостиной мистера Макдауэла все вздохнули свободнее. В сущности, пламенные речи мисс Нэнси приводили в отчаяние слушавших ее храбрых офицеров. Они проклинали приказание командира, но вместе с тем понимали, что его нельзя не исполнить. Более того, они сознавались, что на месте генерала Борегара поступили бы точно так же.
Час выступления колонны приближался. Все разошлись, чтобы дать время Нэнси и ее брату собраться в дорогу и отдохнуть, в чем бедная девушка сильно нуждалась. В эту ночь Чарльстон представлял собой печальное зрелище. При слабом утреннем свете тронулась в путь многочисленная толпа стариков, женщин и детей. Изгнанники шли в мрачном молчании, и лишь изредка слышалось рыдание. Но вдруг в авангарде произошло смятение. Несколько человек из конвойных услышали шум приближавшегося войска и артиллерии.
Офицеры собрались для совещания и, прежде чем успели принять какое-нибудь решение, увидели двигавшийся им навстречу пехотный полк с несколькими артиллерийскими орудиями. Убедившись в невозможности сопротивляться, начальник конвоя велел распустить белый флаг. В ту же минуту из рядов неприятельского войска выехал офицер. Едва он приблизился, как какая-то молодая женщина пробралась между солдатами и лошадьми конвоя и бросилась навстречу офицеру. Никто не мог видеть, что она держит под шалью пистолет. Раздался выстрел, и офицер был убит наповал.
Крик ярости пронесся над Северной армией, солдаты инстинктивно схватились за оружие. В эту критическую минуту из рядов северян выехали два всадника: один был Уилки Робертсон, а другой — полковник Шарль Леконт.
— Несчастные, что вы делаете? — вскрикнул Шарль, встав напротив своих солдат.
— Если вы хотите кого-нибудь убить, — вскрикнул Уилки, — так убейте меня, стреляйте в меня! Но пока Уилки Робертсон жив, вы не прольете ни одной капли крови беспомощной толпы.
— Нашего убили! — закричали несколько голосов. — Месть! Месть!
— Да разве все эти люди должны отвечать за поступок одной сумасшедшей? — продолжал Шарль. — Разве вы не слышите их испуганных криков?
Несмотря на авторитет, которым пользовался у солдат молодой полковник, бог знает, что бы произошло, если бы раздался хоть один выстрел, призывающий к атаке. К счастью, этого не случилось. Солдаты, боясь ослушаться командира, хранили мертвое молчание.
Начальник конвоя, сопровождавшего жителей Чарльстона, понял, что настала минута действовать. Подъехав к полковнику, он подал свою шпагу и объявил, что они сдаются.
— Теперь, — прибавил он, — ответственность с меня снята, вы в ответе за возможное кровопролитие.
— Мои солдаты не разбойники, — сказал Шарль, — я ручаюсь за них.
— Еще раз, — сказал предводитель конфедератов, — я больше не командир моих войск, я сдаюсь вам.
— До сегодняшнего вечера вы будете командиром, — ответил Шарль. — Вы должны исполнить ваше поручение и проводить толпу до Колумбии.
— За исключением одной женщины, — вмешался солдат Северной армии, подошедший арестовать убийцу парламентера.
Когда он протянул к ней руку, женщина ловко увернулась от него и побежала к реке, крича:
— Нет, подлые тираны! Вы не возьмете меня живой! Я всем покажу, как умеет умирать тот, кто хочет остаться свободным!
С этими словами она бросилась в реку; никто не сделал и шага для ее спасения.
— Идите же, — сказал Шарль, — исполняйте ваш долг. Вы свободны до вечера. Я беру с вас слово, что, проводив толпу до Колумбии, вы явитесь в лагерь, на остров Сен-Жан.
— Положитесь на мое слово, — сказал начальник конвоя и удалился к своему отряду.
Действительно, вечером того же дня войско, конвоировавшее мирное население, пришло в лагерь федералов и сдалось в плен. Раскинули палатки, войско было разоружено. Что касалось офицеров, полковник Леконт входил в палатку к каждому и объявлял, что они могут оставить у себя шпаги. Представьте себе его удивление, когда в одной из палаток он увидел мистера Макдауэла, Гарри Палмера и Нэнси!
— Вы?! Это вы, мистер Макдауэл?! — вскрикнул Шарль.
— Вот моя шпага, — сухо ответил старик.
Шарль был поражен такой холодностью.
— Оставьте при себе вашу шпагу, — сказал он, — и позвольте выразить сожаление, что мы встречаемся при таких неблагоприятных для вас обстоятельствах.
— Я не понимаю вас, милостивый государь, — тем же тоном ответил старик.
— Вы не позволяете напомнить вам то славное время, которое мы провели вместе в Луизиане, когда я и Уилки Робертсон были вашими гостями?
— Я вас совсем не знаю.
