Не совсем «никто» — Стайны покупали. Но они покупали только для себя, то есть сравнительно немного работ, а Пикассо работал очень быстро, картин, гуашей и рисунков у него было сотни, и Д. — А. Канвейлер стал первым, кто занялся его коммерческим продвижением.
Вдохновляясь творческим примером окружавших ее художников, стремясь стать равноправным членом их общества, Гертруда Стайн решила всерьез заняться литературой и в 1909 году опубликовала свое первое произведение в издательстве Grafton Press. Это была книга «Три жизни», несколько лет назад изданная и в переводе на русский язык217.
Лео считал себя главным знатоком современного искусства в семье — и тем, кому следует держать в руках перо. Лео, однако, всегда писал неуверенно. Его теоретические сочинения — объемный трактат об Андреа Мантенья, о работе над которым он заявил еще во Флоренции, а также цикл критических статей, который просил его написать Альфред Стиглиц (Alfred Stieglitz, 1864–1946), так и остались незавершенными. Лео, заложник своего энциклопедичного ума, оказался неспособен изложить собственные теории на бумаге с той легкостью, с какой он делал это на встречах на улице Флёрю, его теоретические труды никогда не отличались той яркостью, которой выделялись его рассказы на субботних вечерах.
Ил. 60. Гертруда Стайн, 1903 г. Фотограф неизвестен. Фото воспроизведено в книге: Renate Stendhal (ed.). Gertrude Stein In Words and Pictures: A Photobiography (Chapel Hill: Algonquin Books, 1989)
Гертруда начала писать и публиковаться сама, и ее успех вызывал у Лео смешанные чувства. Постепенно она пришла к убеждению, что интеллектуальный масштаб ее личности превосходит дарование брата. «И когда я пришла к этому выводу, это стало для нас началом конца; раньше мы были вместе, а теперь — порознь. Постепенно мы виделись все реже», — писала она в середине 1930-х218. Лео считал литературные устремления Гертруды ребяческими и незрелыми, а только зарождавшийся тогда кубизм, которым искренне восхищалась его сестра, на всю жизнь остался ему чуждым. Но главное, Лео, скорее всего просто на почве гомофобии, не выносил Элис Токлас (Alice B. Toklas, 1877–1967), которая начиная с 1908 года на почти сорок лет стала главным человеком в жизни Гертруды, ее любимой женщиной, музой, конфидентом, редактором, да и просто (хотя «просто» это не бывает) человеком, полностью организовывавшим их быт219.
VI
Элис Токлас происходила из обеспеченной семьи евреев польского происхождения, но сама она родилась уже в Сан-Франциско. С Гертрудой Стайн она познакомилась 8 сентября 1907 года, в день своего приезда в Париж. Близость между Гертрудой и Элис была столь всепоглощающей, что, решив издать в начале 1930-х годов мемуарную книгу, Стайн назвала ее — уникальный случай в истории культуры! — «Автобиография Элис Токлас». Именно эта книга — ее четырнадцатое опубликованное произведение — стала поворотной в литературной карьере Гертруды Стайн, принеся ей всемирную известность. Вот какими словами завершается эта книга:
Вот уже не первый год самые разные люди, в том числе издатели, уговаривают Гертруду Стайн написать автобиографию и она им обычно отвечала: «Да нет, вряд ли». Она стала подначивать меня и говорить, что, вот, если бы я написала автобиографию, это было бы здорово. «Только подумай, — говорила она мне, — какую кучу денег ты могла бы заработать». И стала выдумывать названия для моей автобиографии: «Моя жизнь с великими», «Как я сидела с женами гениев», «Двадцать пять лет с Гертрудой Стайн». Потом тон у нее стал серьезным и она сказала: «Да нет, послушай, я серьезно, ты просто обязана написать автобиографию». В конце концов, она взяла с меня слово, что если этим летом у меня будет время, я сяду и напишу автобиографию.
Примерно шесть недель тому назад Гертруда Стайн сказала: «Сдается мне, ты никогда не сядешь за эту автобиографию. Знаешь, что я намерена предпринять? Я хочу написать ее за тебя. Я хочу написать ее так же просто, как Дефо когда-то написал автобиографию Робинзона Крузо». Так она и сделала, и вот вам эта книга220.
Вся эта книга, повторим, написана от лица Элис; Гертруда упоминается там на каждой странице, но всегда в третьем лице.
Как и Стайны, Элис Токлас была еврейкой, и этот факт едва ли был случайным. Принято считать, что Гертруда Стайн выросла в настолько ассимилированной семье и так далеко ушла от еврейства и иудаизма, что никакой роли в жизни и творчестве ее происхождение не играло. Действительно, в «Автобиографии Элис Токлас» об этом не говорится вообще, а слова «еврей», «иудаизм» и их производные не упоминаются ни разу. Линда Вагнер-Мартин указывает, что имевшееся в черновиках романа «Становление американцев» прилагательное «еврейский» Гертруда в процессе правки постепенно заменяла на «германский». Так же она поступила и с именами, так что к концу работы над романом в тексте едва ли остались ощутимые сведения о том, что речь идет о еврейских семьях221. Такая позиция писательницы удивила многих ее современников. В письме к Александру Вуллкотту в сентябре 1933 года Торнтон Уайлдер, тогда еще лично не знакомый с Гертрудой Стайн, спрашивал:
Ил. 61. Обложка книги Гертруды Стайн с фотографией автора и Элис Токлас. Gertrude Stein. The Autobiography of Alice B. Toklas (London: Penguin Books, 2001)
Я полагаю, ты прочел [Автобиографию] Элис Б. Токлас. Так вот, Гертруда Стайн — крупная, спокойная, приятная дама, не так ли? Не предубежденная, не обращающая внимания на мнение остального мира — будь оно хорошим или плохим. Тогда почему она никогда не упоминает, что она или мисс Токлас — еврейки? И почему в той куче страниц, которые я оказался в состоянии осилить из тысячестраничного произведения Становление американцев, она не упоминает, что семья, которую она анализирует в таких деталях, есть семья еврейская. И почему, присваивая фиктивную фамилию для своей семьи, она придумывает такую, которую едва ли можно назвать еврейской?!222
Лео откровенно вспоминал: «Я настрадался от еврейского комплекса, от ощущения того, что я — еврей. <...> Я был единственным еврейским мальчиком в классе»223.
Норман Мейлер, как и они, — американский интеллектуал еврейского происхождения, заметил: «будучи выходцем из немецко-еврейской семьи, Лео был настолько неевреем, что был почти антисемитом. И это единственное, в чем они совпадали с сестрой»224.
Это утверждение видится весьма спорным.
Действительно, Гертруда не посещала синагогу, не соблюдала никаких традиций иудаизма, не знала ни иврита, ни идиша, не состояла ни в каких еврейских организациях, коих как в США, так и во Франции было и есть огромное количество, и, насколько известно, никогда не посещала Палестину/Эрец-Исраэль. Вместе с тем в 1896 году, будучи двадцатидвухлетней студенткой колледжа, Гертруда получила задание написать сочинение на вольную тему и подала эссе под длинным названием «Современный еврей, который отказался от веры своих отцов, может в разумных пределах и постоянно верить в изоляцию». Это сочинение, к сожалению, никогда не переводилось на русский язык, да и по-английски впервые было опубликовано в малотиражном лингвистическом журнале в 2001 году225. Изучение этого текста в корне меняет сложившиеся представления о тотальной индифферентности Гертруды Стайн ко всему еврейскому и уж тем более о якобы присущем ей «антисемитизме». Эссе, фрагменты которого публикуются здесь по-русски впервые, демонстрирует некоторые познания Гертруды в Библии и в еврейской традиции, ее раздумья над причинами ухода от иудаизма значительной части еврейства и, самое главное, ее искреннее беспокойство за сохранение еврейского народа в будущих поколениях!
