Мы поднялись на холм, покрытый кустами эвкалипта. Мы были совершенно одни среди деревьев, а прямо у наших ног простиралась зловеще-прекрасная долина.
«Пойду приготовлю кактус, – сказал я Деде, – а ты пока поставь палатку».
Я сел, пытаясь состряпать наркотик. Ножиком срезал иглы и очистил стебель от кожицы. Я увидел два слоя: один был очень тонким и зеленым, а другой – белым и содержал стрихнин. Я аккуратно отделил их друг от друга, и в итоге у меня получилось две чашки с зеленой мякотью. Я зажег горелку, положил немного мякоти в котелок и поставил его на огонь. Через пятнадцать минут я переложил содержимое котелка в марлю и отжал. Мои усилия не были напрасными – у меня получилось даже чуть больше унции. Будет ли этого достаточно? Может, я что-то не так прочитал в инструкции?
Смеркалось, и я решил, что у нас нет выбора: мы съедим кактус сырым. Мы нашли удобное местечко на краю холма, откуда открывался фантастический вид. Мы взяли по коле, джем и большую ложку. Я попробовал небольшой кусочек кактуса. Каким же отвратительным был вкус, просто тошнотворным! Я запихнул в рот целую ложку варенья, но оно так и не смогло перебить ужасный привкус.
Мне безумно хотелось выплюнуть растение, но я пересилил себя. Я не мог проглотить тестообразную массу, и мне пришлось еще пожевать его. Меня всего аж передернуло. Я изо всех сил пытался справиться с рвотными позывами и жадно отхлебнул колы. Бедная Деде. Ведь теперь настала ее очередь пробовать кактус. Мне показалось, что она легче справилась с горьким растением и быстрее проглотила его.
Мы повторили процедуру еще пять раз до тех пор, пока не доели кактус целиком. На всякий случай я выпил немного жидкости, которую отжал из мякоти растения.
Солнце исчезало за горизонтом Лунной долины, и вид был великолепным, но я слишком нервничал для того, чтобы наслаждаться им. Меня всего трясло, и я чувствовал подступающую тошноту. Правда, кроме этих неприятных ощущений, я был в полном порядке, да и Деде, казалось, чувствовала себя нормально. Она хотела заварить мне чай, но из-за нашей стряпни котелок был грязным, а воды, чтобы отмыть его, у нас было недостаточно.
Солнце садилось, но меня озарил какой-то иной луч света. Я улыбнулся сам себе и взглянул на лежащую передо мной бездну. Она манила меня и пугала одновременно. Я попятился назад. Последние лучи солнца все еще освещали утесы долины. Я крепко схватился за дерево, сопротивляясь манящей бездне.
Деде обняла меня сзади. «Я чувствую себя великолепно, – сказала она, – я парю».
Я ухмыльнулся. Она повернулась ко мне спиной, прижалась, и меня охватила страсть. Она медленно двигалась взад и вперед. Я был в экстазе.
«Пойдем в палатку», – прошептала она.
Идти было тяжело, и я испугался. Было уже темно, и я шел на ощупь от одного дерева к другому. Деде взяла меня за руку, но я не доверял ей. Я сам хотел чувствовать опору.
В палатке мы забрались в один спальный мешок, укутавшись в объятия друг друга. Внезапно я почувствовал, словно скачу верхом на лошади. Лошади были повсюду: справа и слева от меня, везде я видел лошадей и солдат в зеленой форме с фуражками на голове, скачущих верхом, а я был одним из них. Где я?
До меня словно издалека доносился смех Деде. Я быстро скакал вперед, не понимая, где я нахожусь и куда направляюсь. Мы молчали, но внезапно небо озарила молния, и мы услышали раскат грома. Начался дождь.
«Ой, – прошептала Деде, – такой шторм начинается».
Дождь лил как из ведра, и палатка начала промокать. «Я люблю бури. Не знаю почему. Они будоражат меня», – сказала она. Через несколько минут и мы, и все наши вещи были насквозь мокрыми. Спальные мешки пропитались водой, а в центре палатки образовалась огромная лужа.
«Пойдем на улицу», – прошептала она и достала пончо из рюкзака. Пончо представляло собой кусок нейлоновой ткани. Я надел его на себя, а она забралась внутрь. Так мы и стояли под дождем. Я все еще думал, где же я нахожусь и что за солдаты скакали рядом. Я услышал, как Деде шепчет: «Мне так нравится. Не знаю почему. Завораживает».
Она терлась бедрами о мой пах. Внезапно она показалась мне такой маленькой. Я погладил ее короткие волосы.
«Мне так нравится, – повторила она, – так нравится».
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Вскоре стих ветер. Издалека до меня отчетливо доносились мелодичные звуки флейты. Завороженный, я слушал, погрузившись в транс. Музыка зазвучала ближе, словно волшебная флейта исполняла фантастическую мелодию из другого мира.
«Ты слышишь флейту?» – прошептал я.
«Конечно», – ответила Деде. «Но откуда она играет?»
Мы были очень далеко от деревни, ночью прошла буря, к тому же было уже поздно.
«Эй ты, а ну-ка иди сюда!» – прокричал я, и звуки флейты стихли.
Деде отпустила меня и решила прогуляться между деревьями, напевая что-то себе под нос. «Бездна, – подумал я, – Господи, она же упадет!» Я кричал ей вслед, но она не отвечала мне, мой голос становился все надрывнее.
Я кричал, обхватив ствол дерева обеими руками. «Стой! Держись подальше от утеса! Вернись!»
Наконец она вернулась. Она не была ни напугана, ни расстроена. «Пойдем в палатку», – сказала она тихо.
Она расстелила пончо, укрыв им спальные мешки, и мы легли на него в обнимку. Я чувствовал холод, но мне почему-то было все равно. Этот холод не имел никакого значения, словно это ощущение было мне чуждым. Я витал в других мирах.
«Ты хочешь?» – спросила она шепотом.
«Еще как, – подумал я, – но что-то подсказывает мне, что я не в состоянии сделать это». «Не уверен, что получится», – сказал я.
Деде рассмеялась. Она расстегнула ремень моих брюк и забралась сверху. Мне казалось, что я улетаю в другой мир. Все было таким непривычным, новым, незнакомым и таким бесконечным. И даже когда все случилось, казалось, что это продолжается. После мы просто лежали в палатке. Я все еще допытывался у Деде, в какой полк меня записали и где мы находимся. Но она даже не пыталась отвечать на мои вопросы. Она просто смеялась. А лошади продолжали скакать вокруг меня до самого рассвета. Деде вытащила меня из палатки, но мои ноги совершенно не слушались меня. Я просто стоял и смотрел, как она собирает палатку и пакует намокшие вещи. Она просто скомкала их и затолкала в рюкзаки, и мы направились обратно в деревню.
«Ты кончила?» – спросил я.
«Вроде да».
«А я?» – не унимался я.
«Не знаю. Ты такой смешной».
Больше у меня не было галлюцинаций, но все казалось не таким, каким должно было быть. Мне было сложно идти, и все, что я видел – скалы, камни и деревья, – казалось мне таким незнакомым.
Мы сели в автобус, забитый индейскими рабочими. Я чувствовал на себе их взгляды, а потом, кажется, заснул. Я понял это, только когда мы уже добрались до центра Ла-Паса.
