– Очень тяжелую и опасно больную подобрали. Сознательные граждане вовремя сообщили. Представьте, слоняется по улице, вся растрепанная, в невменяемом состоянии, какие-то стихи постоянно читает, не ровен час, заразит еще кого.
– А-я-я-й, это ж надо! – продолжал заговаривать Адя. – Как хорошо, что вы всегда на страже общественного здоровья. А нельзя ли взглянуть на больную, в качестве перенимания вашего ценного опыта? Ведь мы, молодые практиканты, обязаны брать с вас пример!
– Ладно уж, в таком качестве можно. Нате, смотрите.
Докторица приоткрыла дверцу скорой. Там сидела молодая, но сникшая женщина. Она как заведенная читала одни и те же стихи, раскачиваясь и глядя в никуда.
«Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем, что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье».
[7]
– Вот видите, до чего болезнь довести может! – напутствовала докторица своих «практикантов». – Стихи тоже больные, но и те истину глаголют. Чем меньше глупых надежд, тем больше здоровых песен. И жить веселее, и общество здоровее. А чтоб губы не простудить, одеваться теплее нужно, и гигиенической помадой их смазывать. А то, что нестерпимо больно, так это мы поправим, вмиг приведем в порядок.
Дальше события развивались настолько стремительно, что докторица с медбратьями, остолбенев, не успели и пошевельнуться. Да и вся наша команда замерла от изумления. Зверюга у всех на глазах вдруг трансформировал свой облик, подобно тому как бывает в кино. Но то в кино. В реальности же смотрелось совсем нереально. Лохматое чудовище, в считанные мгновенья, превратилось в миловидного юношу с каштановыми волосами до плеч, одетого в черный бархатный костюм с золотыми пуговицами и белоснежную рубашку.
Из всех присутствующих один Зверюга не успел заметить своего превращения. От того, что он увидел за дверцей скорой помощи, у него похолодело в груди. Там сидела его женщина! Нет, едва ли это могла быть она, та самая, ведь сколько тысячелетий минуло с тех пор. Но ведь и он тоже себя помнит оттуда, из того времени. И ведь он тоже здесь, хоть и в другом обличье. Могло ли случиться такое, что это была действительно она? И неужели не только он был наказан, но и она, каким-то непостижимым образом, очутилась здесь, и с той же проблемой?
Раздумывать и разбираться было некогда. Зверюга, или точнее его новый «релиз», схватил женщину, взвалил ее на плечо, и как прежде, побежал что было сил, прочь…
ОСТАНОВКА СНОВИДЕНИЯ
Если когда-нибудь случится так, что читатель, задремавший с этой книгой в руках, вдруг проснется и обнаружит, что в сон его склонил мерный шелест волн, набегающих на песчаный берег там, где легкий бриз качает пальмы, где жаркий воздух колышется в мареве, где бодрствование незаметно перетекает в полузабытье, а явь в сновидение, тогда, быть может, ему посчастливится увидеть некую границу, за которой начинается другой мир, неизмеримо громадный, в сравнении с тем крошечным островком материальной действительности, который нам представляется бескрайней Вселенной.
И тогда, быть может, ему посчастливится разглядеть, как с той стороны зеркала две особы экстраординарной внешности тщетно пытаются проникнуть на эту сторону. У одной из них лицо в ритуальной багровой раскраске, черные волосы каре и длинное платье из темного бархата с бриллиантовым воротничком. У второй на лице театральный грим синего цвета, голубые волосы и зеленый комбинезон с большим розовым бантом на пояснице. Внимательный наблюдатель действительно может увидеть в зеркальном мираже диву Матильду и жрицу Итфат, потому что все, что происходит здесь и сейчас, одновременно происходит и там. Ведь между тем миром и этим временной дистанции просто не существует.
Мы оставили диву и жрицу возле зеркала после их безуспешных попыток вырваться из метареальности, в которой они оказались по воле провидения. Подруги еще не успели прийти в себя от нежданно обретенных вторых имен, как в окружающей среде вновь начали происходить пугающие изменения.
Дневной свет, исходящий неведомо откуда, поскольку солнце на том небе отсутствовало, вдруг стал заполняться полумраком. Но не так, как это бывает, когда смеркается, и день постепенно переходит в ночь. Сумрак вливался в атмосферу клочьями и разводами, подобно чернилам, капнутым в воду. Темные разводы быстро поглощали освещенное пространство, словно тьма была материальной субстанцией.
– Фати, что происходит? – воскликнула Матильда. – Я боюсь!
– Тебе еще не надоело бояться? – ответила Итфат. – Я так уже почти привыкла.
– Ну ты в своем репертуаре! Говоришь о боязни как о занятии!
– Конечно, это занятие. Ты сейчас занимаешься тем, что боишься.
– А ты не боишься?
– Нет, я пугаюсь.
– А это что, не одно и то же?
– Когда я боюсь, я в панике, а когда пугаюсь, то собираюсь.
– Куда собираешься?
– Не куда, а во что. В кучку себя собираю, чтобы встретить опасность.
– Ты лучше меня собери-и-и! – завизжала Матильда, пытаясь отогнать от себя тьму, как дым. – Нет не надоело мне бояться-я-я!
– Тили-Тили, смотри, как интересно, – Итфат провела руку сквозь темный развод, и за рукой потянулся светящийся шлейф. Затем она сама вошла в клубящуюся тьму и покружилась. Вся ее фигура тут же озарилась яркой аурой.
– Фати, мне эти фокусы совсем неинтересны! Ты меня не успокоишь, происходит что-то ужасное!
– Ну ладно-ладно! Ты же сама говорила, что бы здесь ни происходило, все ужасно. Но мы до сих пор живы-здоровы.
– Фати, я удивляюсь твоему спокойствию!
Через считанные мгновенья клубы полумрака заполнили уже все пространство, и только с реальной стороны зеркала по-прежнему беззаботно сиял морской пейзаж, смотревшийся как экран из темного кинозала.
– Вот видишь, – сказала Итфат, – хочешь, не хочешь, а придется успокоиться. Невозможно ведь продолжать тревожиться по поводу того, что уже наступило и длится.
– Нет возможно! Нет возможно! – не унималась Матильда.
– Ну все, все, Тили, представь, что просто наступила ночь.
– Что мы теперь будем делать?
– Пойдем к мегалиту.
– Я боюсь туда идти, там темно и страшно-о-о!
– Зато внутри него светло и есть корм. Ты разве забыла?
– Да? – удивилась Матильда, словно впервые об этом узнав. – Корм? Я бы сейчас что-нибудь съела.
– Вот и пойдем, потихонечку-потихонечку, все видно, и совсем не страшно не страшно.
Итфат взяла Матильду за руку и повела за собой, как ребенка. Та и впрямь успокоилась и послушно последовала за жрицей. Было хоть и темно, но окружающая обстановка все же проглядывалась, и контуры домов чернели неподалеку, среди которых башня мегалита выделялась еще более черным силуэтом. Зато фигуры подруг были окутаны светящимися аурами, что придавало жутковатой ночной прогулке оттенок фэнтезийной романтики.
