– Ладно, – Итфат первой оправилась от удивления. – Никогда ничего подобного не видала.
– А я видала! – встрепенулась Матильда, – Татана, говоришь? Будешь Мана-тана. Теперь ты тоже мана!
– Я мана? – новопреображенная не могла еще прийти в себя, и все себя оглядывала. – Я тоже мана?
– Да-да, Мана-тана, – сказала Итфат и обернулась к гламрокам, которые глазели на чудесное превращение, раскрыв рты. – Следующий!
Но манекены были так поражены увиденным, что ни один не тронулся с места. Тогда дива и жрица взяли под руки очередного и отвели в сторону.
– Кто ты? – спросила его Матильда.
– Мы гламроки… – заладил было тот, но Итфат его прервала:
– Вы уже не гламроки! Ты видишь? – указала она на кармелитку. – Хочешь быть маной, задай правильный вопрос!
– Кто я? – нерешительно промямлил тот.
– Кого спрашиваешь? – обрушилась на него Матильда. – Се6я спроси! Кто ты?
– Я Таташа! – сказал он, и чудесное превращение сей же миг повторилось. На месте гламрока теперь стояла вторая кармелитка, в той же одежде, но с другим лицом.
– Мана-таша! – провозгласила Итфат, возложив руки на плечи новоиспеченной.
– Следующий! – позвала Матильда. – Ну идите уже, смелее!
Так по одному все гламроки прошли своего рода обряд инициации своих личностей, задавая вопрос себе, и сами же на него отвечая. Имена были все женские, а соответственно и индивиды получались исключительно женского пола, и почему-то сугубо послушницы. Адалина – Мана-лина, Азабела – Мана-бела, Бетариса – Мана-риса, Валатина – Мана-тина, Васалиса – Мана-лиса, и так далее, пока не набрался приличный монашеский орден.
– У-ля-ля, Фати! – воскликнула Матильда, любуясь на преображенных святых угодниц, переминающихся с ноги на ногу и не знающих куда себя деть. – Что будем с ними делать?
– Теперь уж пусть они сами что-то с собой делают, – ответила Итфат. – Ты же так и хотела. Но что у них за образы?
– Это монахини. В моем мире есть такие.
– Какие-какие?
– Послушницы, которые посвятили свою жизнь служению Богу. Что-то наподобие ваших жриц.
– Жрицы? Они тоже жрицы?
– Ну, не совсем. Как бы тебе объяснить… Они скорее смиренные и скромные, такие, девы.
– Странно. Из гламроков получились девы.
– Да уж. Но и благо что не бандиты, не разбойники! А то бы нам с ними туго пришлось.
– Теперь надо проверить, насколько они вменяемы.
– Вот ты, подойди сюда, – Итфат подозвала к себе монашку. – Кто ты?
– Я Мана-лиса, – ответила та.
– Так. Уже лучше. А теперь ответь: что ты?
– Мы гламроки…
– Нет, не сбивайся! Ты Мана-лиса. А что ты? Можешь ответить? Ты знаешь, что ты есть? Ты есть то, что ты делаешь! Что ты делаешь?
– Мы читаем бредни…
– Фати, они по отдельности еще не совсем проснулись, – сказала Матильда. – Может, сначала опросить их вместе? Кто вы? – обратилась она к остальным.
– Мы кармелитки, – робко заговорили те. А потом уже увереннее:
– Кармелитки! Мы кармелитки!
– Вот! Молодцы! – поддержала их Матильда. – А что вы должны делать?
– Читать бредни!
– Нет, не сбивайтесь, не сбивайтесь! – закричала на них Итфат. – Вы кармелитки. Вы маны. Что делают маны?
– Задают вопросы?
– Нет! Они делают что хотят! Что сами хотят.
– Как это? Как это? – удивились монашки.
– Мана-лиса, – Итфат снова позвала свою знакомицу. – Скажи, когда ты что-то делаешь, ты это делаешь сама, или что-то ведет тебя?
– Мы кармелитки… – монашка замялась, не понимая, что от нее требуется.
– Вы, это вы все вместе. А ты, Мана-лиса, сама, или не сама? Ты чья?
– Я моя! – монашка, кажется, что-то поняла, и оживилась. – Я сама!
– А раньше, когда ты была гламрочкой, ты была сама?
– Нет, я была не моя, и не сама! А теперь я моя и сама!
– Так, замечательно, – подытожила Итфат. – Раньше ты была сама не своя, а теперь ты проснулась, и ты это ты.
– Да, я это я! – радостно воскликнула монашка.
– И теперь, что ты? Что ты делаешь?
– Я мана, и делаю что хочу! Что хочу, то и делаю!
– Нет, стоп! – вмешалась Матильда. – Этак они могут далеко зайти, далеко забраться! Вы помните, что такое абу?
– Да, мы помним! Нельзя делать то, что нельзя.
– А что можно?
– Можно делать то, что можно.
– А конкретней, что можно и что нельзя? – не отставала Матильда.
– Нельзя поедать друг друга! – ответили монашки.
– А других можно?
– Можно-можно! Нельзя наших! Другие не наши!
– Так я и думала! – всплеснула руками Матильда. – Приехали.
– Они еще не совсем осознали себя как личности, – сказала Итфат. – Когда они по отдельности, они сами свои. А когда вместе, у них общее сновидение, как коллективное помешательство.
– Ох, Фати, мне кажется, подобное помешательство не только гламрокам свойственно! У людей все то же самое, мне кажется!
– И что будем делать, Тили?
– Теперь ты меня спрашиваешь? А я знаю? Нет, по-моему, я знаю. Надо им кое-что показать. Показать кое-что надо!
Матильда что-то шепнула на ушко Итфат, а монашкам сказала:
– Стойте здесь и ждите. Мы скоро вернемся.
ВОПРОСЫ В СНОВИДЕНИИ
Дива и жрица зашли в мегалит, оставив новоиспеченных сестриц ожидать снаружи.
– Фати! – воскликнула Матильда, когда они остались одни. – Я поняла!
– Что-что, Тили-Тили? – спросила Итфат.
– Все! Поняла, что означает задаваться вопросами, и в чем смысл вопросов, которые ты задавала. Когда я не задаюсь вопросами, я словно в беспамятстве, во сне. И знаешь почему?
– Почему-почему, Тили-Тили?
– Потому что безропотно принимаю все, что бы ни случилось, даже если не нравится и не устраивает. Мне даже в голову не приходит остановиться и подумать: «Что вообще происходит вокруг меня и со мной?» Я просто безвольно плыву по течению, или в лучшем случае беспомощно барахтаюсь.
– Все правильно, Тили. Безропотно принимать означает принимать как должное. А принимать как должное означает принимать как возможное, как то, что вполне может случиться. И если принимаешь, то неизбежно погружаешься в сновидение. Помнишь, мы говорили по поводу «соглашаться или не соглашаться»? В сновидении ты беспомощна, и с тобой может твориться всякая несуразица именно потому, что ты соглашаешься, принимаешь как должное.
