— Сегодня, как фельдсвязь доставит проект, так и подпишу. С Павловым уже говорил. Он согласен.
Утром из машины по пути в Кремль Горбачев позвонил Крючкову и попросил срочно подъехать к нему. Этот маленький, круглоголовый, с невнятной дикцией, нерешительный пожилой человек уже почти два года возглавлял КГБ. Когда пришлось забрать на работу в ЦК Чебрикова, Михаил никак не мог решить проблему с его заменой. Из партийцев не видел никого. Хотя такой вариант был бы самым удачным. Когда-то Брежнев направил руководителем КГБ секретаря ЦК Андропова и не прогадал. Чебриков при уходе рекомендовал заместителя Бобкова. Но он курировал борьбу с диссидентами и в глазах зарубежной публики и правозащитников был душителем свободы. Другой заместитель Крючков курировал разведку, а до этого долгие годы работал у Андропова помощником и начальником канцелярии. Это и определило окончательный выбор. Странный выбор — канцеляриста в руководители спецслужбы. Хотя чего странного. Был же канцелярист Черненко руководителем партии и государства.
Впрочем, подобных и других странностей в жизни не перечесть. Как известно в одно и то же время страной руководил Брежнев, а комитетом госбезопасности — Андропов. На Кутузовском проспекте Москвы есть дом, где жили эти два видных государственных деятеля. На нем одно время было две мемориальных доски. Потом осталась одна, текст которой извещает публику о том, что здесь жил Андропов. Памятную доску с таким же текстом о Брежневе почему-то сняли. Для многих это непонятно. Оба были деятелями примерно одного масштаба. Кроме как служением делу коммунистического строительства ничем другим себя не скомпрометировали. В личной корысти замечены не были. Политическую, идеологическую и экономическую свободы зажимали на пару. По статусу Андропов долго ходил в подручных у Брежнева, то есть фигурой был более мелкой. Но почему-то при перестройке андроповскую доску оставили, а брежневскую, — сняли. А может, дело в том, что Брежнев руководил СССР 18 лет и, конечно, всем надоел. Андропов успел «порулить» только один год и, наверное, остался в общественном сознании руководителем-надеждой, которому якобы только тяжкая болезнь и смерть помешали исполнить все обещанное при вступлении на высшие государственный и партийный посты. Хотя известно, что основным достоинством политика является ни верность данным обещаниям, а умение без ущерба для карьеры объяснить причины неисполнения таких обещаний. Имеет право на жизнь и третья версия, согласно которой Горбачев, затеявший пересмотр всех советских ценностей в ходе перестройки, не мог забыть, что своим возвышением он был обязан землячеству с Андроповым и его протекции. Вот и не поднялась рука на память о благодетеле. А может, и землячество здесь ни при чем.
Русские, народ непредсказуемый и нелогичный. Вспомним классическое: «Умом Россию не понять…». Действительно, можно ли понять, почему в Москве, в разные времена поставлены памятники двум гражданам, совершившим по отношению к ней прямо противоположные действия. Один сдал Москву врагу, а потом и Наполеона упустил. Это Кутузов. Правда, объяснил этот ужасный для москвичей маневр, стратегической необходимостью. Другой — Москву от врагов защитил. Это Жуков. И оба увековечены. Очевидно, так же нелепо произошло и с памятными досками ушедшим из жизни выдающимся советским руководителям.
И так почти во всем. Пятьдесят лет при царях и еще больше при коммунистах держали крестьян в общинах, вместо того, чтобы сразу после отмены крепостного права открыть дорогу фермерству. Крестьянская несвобода породила хронический дефицит продуктов. Сотни лет, несмотря на невиданные в мире свободные территории, не разрешали и не разрешаем людям свободно селиться, строить дома, что привело к нерешенной до настоящего времени жилищной проблеме. Сотни лет гнали своих сынов завоевывать новые земли, а свою, почти от Курска и до Днепра, а на юге до Одессы задаром отдали соседям. Потом решили, что мало. Отдали и Крым. Сейчас почти за спасибо обеспечиваем газом половину республик бывшего СССР, а российские пенсионеры и работники получают крохотные пенсии и зарплаты. Такое понять умом тоже нельзя.
В годы перестройки после многих десятилетий строгостей в печати, когда секретными были даже сведения о надоях молока не фуражную корову, объявленная Горбачевым гласность вывалила на страницы газет и журналов море прежде закрытой информации. Лидировала по этой части любая информация о КГБ. Особое место занимали сообщения перебежчиков из числа бывших сотрудников этого ведомства. Но интерес вызывали и другие, такие, как вот эти довольно простые заметки сотрудника под названием: «ЧК — вооруженный отряд партии». Они также проливают свет на особенности, и даже странности, того времени: «Принимавший меня в связи с зачислением на службу начальник управления госбезопасности по Краснодарскому краю генерал Смородинский был человеком колоритным. Крупная, покрытая красивой сединой, голова прочно сидела на его невысокой, но крепко скроенной, сбитой фигуре. Говорил он медленно, со значением, повторяя бархатным баритоном наиболее важное из сказанного. Чувствовалась привычка к самоконтролю. Как мне потом рассказывал один из постоянных участников партийных посиделок — заседаний бюро крайкома партии, эта привычка Смородинского принимала нередко карикатурные формы. На заседаниях, он либо молчал, либо многозначительно кивал головой, либо, подобно известному литературному персонажу, произносил «да уж», а чаще всего сакраментально изрекал, что вопрос сложный, торопиться не стоит и необходимо посоветоваться с Москвой. Благодаря этой выработанной, а может и природной осторожности, генерал сделал славную карьеру, пройдя путь от слесаря уральского завода до руководителя одного из крупнейших в стране управлений госбезопасности. К началу 80 годов в штате управления служило и работало свыше шестисот сотрудников, из них более пятисот были военнослужащими. Кроме Краснодара, на начало 1974 года подразделения управления располагались в Майкопе, Сочи, Новороссийске, Армавире, Кропоткине, Ейске и Туапсе. Каждое из этих подразделений решало и общие и специальные задачи, обусловленные конкретной, как говорили и писали тогда в документах, оперативной обстановкой.
Общей для всех задачей, которая впрочем как и другие была «вне закона», так как какого-либо закона в сфере госбезопасности никогда не было, являлось выявление и обезвреживание агентуры противника. Акцент в то время делался на агентуре США и других стран НАТО, стремящихся к политическим и военным секретам СССР. Второй, а потому как жестко за нее спрашивал Центр, то есть Москва, на самом деле главной, была задача борьбы с идеологическими диверсиями того же противника. На этом направлении из-за сравнительной легкости достижения результатов особенное рвение проявляли сотрудники с явно карьеристскими наклонностями. Этих, как и везде, в органах госбезопасности хватало. Из них, как правило, подбирались руководящие кадры КГБ. Другим их источником были партийные работники, что обеспечивало партии надежный контроль над органами.
Вопреки охотно тиражируемому бывшими сотрудниками госбезопасности мнению, что руководство и сотрудники КГБ были хорошо осведомлены о реальном положении дел в стране, и что партия не давала им развернуться в борьбе с негативом, боясь их усиления и выхода из под контроля, фигура Смородинского была наглядным примером противоположного положения — полного отрыва органов партии, государственной власти и, в том числе госбезопасности, от реальной жизни. Об этом на мой взгляд, красноречиво свидетельствуют такие эпизоды. Водитель Смородинского весельчак и балагур Володя Перешейнос, рассказывал, что, готовясь на пенсию, генерал часто расспрашивал его о всяких «мелочах» жизни. Из этих расспросов было понятно, что генерал не знал того, что коммунизм в стране так и не наступил и при поездках на общественном транспорте по — прежнему надо платить, что мясо в магазинах давно продают, в основном, с черного хода, что нельзя купить без блата бутылку шампанского к Новому году, хорошую книгу или букет цветов, что если бы не спекулянты, многие граждане так и не узнали до конца жизни о джинсах — чудо-одежде ХХ века. Дежурный по управлению однажды получил от этого генерала уже пенсионера, телефонный звонок, с сообщением о массовых беспорядках на рынке, которые при проверке оказались, обычной в те времена, потасовкой в мясной очереди.