Теперь обе страны попали в собственную ловушку: Италия — тем, что по любым стандартам являлось неспровоцированной агрессией против члена Лиги; Великобритания — тем, что налицо был вызов системе коллективной безопасности, а не очередная африканская колониальная проблема. То, что в Стрезе Великобритания и Франция уже уступили, согласившись, что Абиссиния находится в сфере интересов Италии, осложняло дело. Лаваль позднее должен будет сказать, что он отводил Италии роль, схожую с ролью Франции в Марокко, то есть непрямого управления. Но от Муссолини нечего было ожидать понимания того, что Франция и Великобритания, сделав подобную уступку, рискнут пожертвовать почти сложившимся альянсом против Германии из-за различия в определении между аннексией Абиссинии и непрямым управлением этой страной.
Франция и Великобритания так до конца и не осознали, что перед ними встали два взаимоисключающих варианта поведения. Если они посчитали, что Италия является важным фактором защиты Австрии, а косвенно, не исключено, даже содействует сохранению демилитаризованной зоны в Рейнской области, в отношении которой она давала гарантии в Локарно, они должны были бы найти какой-то компромисс, чтобы спасти лицо Италии в Африке и сохранить «фронт Стрезы». И, наоборот, если Лига действительно была наилучшим инструментом как сдерживания Германии, так и мобилизации западного общества против агрессии, то необходимо было бы добиться применения санкций до тех пор, пока не станет ясно, что агрессия не пройдет. Компромисса тут быть не могло.
И тем не менее именно компромисс был тем, что искали демократические страны, потеряв уверенность в себе, будучи не в состоянии определиться с выбором. Под руководством Великобритании была запущена в ход система экономических санкций Лиги. В то же самое время Лаваль в частном порядке заверил Муссолини, что доступ Италии к нефти не будет нарушен. Великобритания преследовала, в сущности, ту же самую цель, когда вежливо зондировала почву в Риме, не приведут ли нефтяные санкции к войне. Когда Муссолини — вполне предсказуемо и лживо — отвечал утвердительно, британский кабинет получал алиби, которое ему требовалось, чтобы сочетать поддержку Лиги с призывом к широко распространенным страхам войны. Выражением этой политики явился лозунг: «Все санкции, за исключением войны».
Позднее премьер-министр Стэнли Болдуин вынужден был сказать с какой-то тоской, что, если бы санкции сработали, они бы также обязательно привели к войне. Этого вполне достаточно, во всяком случае, для понятия о том, что экономические санкции являются альтернативой применению силы в деле отражения агрессии, — аргумент, который 50 лет спустя возродится к жизни в Соединенных Штатах в связи с тем, как поступить по поводу аннексии Ираком Кувейта, хотя у него будет более счастливый исход.
Министр иностранных дел Сэмюэль Хор понял, что Великобритания пустила под откос собственную стратегию. Чтобы противостоять нависшей германской угрозе, руководству Великобритании следовало бы выступить против Гитлера и умиротворить Муссолини. Они же сделали прямо противоположное: они умиротворяли Гитлера и вступили в конфронтацию с Италией. Осознав абсурдность подобного положения дел, Хор и Лаваль разработали компромисс в декабре 1935 года. Италия получит плодородные равнины Абиссинии; Хайле Селассие будет продолжать править в обширных горных районах, являвшихся исторической территорией его королевства. Великобритания поможет осуществлению этого компромисса на практике, дав не имеющей выхода к морю Абиссинии проход через Британское Сомали. Как ожидалось с полной уверенностью, Муссолини примет этот план, а Хор представит его на одобрение Лиги.
План Хора — Лаваля развалился, поскольку просочился в прессу еще до представления в Лигу Наций, — исключительно редкое событие по тем временам. Прозвучавшие в результате этого крики возмущения заставили Хора подать в отставку — он стал жертвой поиска практического компромисса перед лицом взбудораженного общественного мнения. Его преемник Энтони Иден быстро вернулся в кокон коллективной безопасности и экономических санкций, не желая, однако, прибегать к силе.
Точно так же, как это случалось и во время последующих кризисов, демократические страны оправдывали собственное нежелание прибегнуть к силе значительной переоценкой военной мощи противника. Лондон убедил себя в том, что не справится с итальянским флотом без французской помощи. Франция действовала нерешительно и двинула свой флот в Средиземное море, еще больше запутывая отношения с Италией, будучи гарантом Локарно и партнером по Стрезе. Даже с учетом накопления весьма мощных сил нефтяные санкции так и не были установлены. А обычные санкции не работали достаточно быстро с тем, чтобы предотвратить поражение Абиссинии, если действительно они вообще могли бы сработать.
Завоевание Италией Абиссинии было завершено в мае 1936 года, когда Муссолини провозгласил короля Италии Виктора-Эммануила императором переименованной в Эфиопию Абиссинии. Менее чем через два месяца после этого, 30 июня, Совет Лиги Наций собрался, чтобы рассмотреть этот свершившийся факт. Одинокое личное обращение Хайле Селассие прозвучало, по существу, как похоронный звон по системе коллективной безопасности:
«Это не просто вопрос урегулирования в связи с итальянской агрессией. Это вопрос о коллективной безопасности, самого существования Лиги, вопрос доверия государств к международным договорам. Это вопрос о цене обещаний малым государствам о том, что целостность и независимость будут уважаться и соблюдаться. Речь идет о выборе между принципом равноправия государств и навязыванием малым государствам уз вассальных отношений»
[406].
15 июля Лига сняла все наложенные на Италию санкции. Два года спустя, на волне Мюнхена, Великобритания и Франция поставят возражения морального характера в зависимость от их страха перед Германией, признав захват Абиссинии. Система коллективной безопасности приговорила Хайле Селассие к потере всей территории своей страны, а не ее половины, если бы воплотился в жизнь составленный на основе принципов реальной политики план Хора — Лаваля.
В плане военной мощи Италия даже отдаленно не напоминала Великобританию, Францию или Германию. Но пустое место, возникшее вследствие неучастия Советского Союза в Лиге Наций, сделало Италию полезным придатком в деле сохранения независимости Австрии и в ограниченной степени поддержания демилитаризации Рейнской области. Пока Великобритания и Франция оказывались сильнейшими государствами Европы, Муссолини поддерживал версальское урегулирование, особенно потому, что он испытывал глубочайшее недоверие к Германии и поначалу презирал личность Гитлера. Его обида, связанная с Эфиопией, в сочетании с анализом фактического соотношения сил убедили Муссолини в том, что продолжение пребывания в составе «фронта Стрезы» может кончиться тем, что на Италию обрушится вся сила германской агрессивности. Эфиопия, таким образом, обозначила начало неизбежного сближения Италии с Германией, мотивированного в равной степени и жадностью, и страхом.
