Это был умный маневр. Если бы конференция состоялась, она бы установила принцип советского участия в обороне стран, которые боялись Москвы точно так же, как и Берлина; если бы эта инициатива была отвергнута, то у Кремля появилось бы оправдание, для того чтобы оставаться в стороне, следуя своему предпочтительному варианту выяснения возможности достижения договоренности с Германией. Москва, по существу, требовала от стран Восточной Европы назвать главной угрозой своему существованию Германию и бросить ей вызов еще до того, как Москва разъяснит свои намерения. А так как ни одна из восточноевропейских стран не была к этому готова, Бухарестская конференция так и не состоялась.
Такая сдержанная реакция заставила Невилла Чемберлена искать другие варианты. 20 марта он предложил принять совместную декларацию о намерениях между Великобританией, Францией, Польшей и Советским Союзом, проводить совместные консультации в случае возникновения угрозы независимости любому из европейских государств, «имея в виду совместные действия». Будучи возрождением Тройственного согласия перед началом Первой мировой войны, это предложение ничего не говорило ни о разработке военной стратегии, которая была бы использована в случае провала средств сдерживания, ни о перспективах сотрудничества между Польшей и Советским Союзом, которое принималось как должное.
Со своей стороны, Польша, романтически переоценивавшая свои военные возможности, которые, как представляется, разделяла Великобритания, отказывалась присоединиться к совместным действиям с Советским Союзом, что заставляло Великобританию делать выбор между Польшей и Советским Союзом. Если бы она давала гарантии Польше, уменьшились бы побудительные мотивы у Сталина в отношении участия в совместных оборонительных действиях. Поскольку Польша располагалась между Германией и Советским Союзом, Великобритании пришлось бы взять обязательство вступить в войну прежде, чем Сталину потребуется принять какое-либо решение. С другой стороны, если Великобритания сконцентрирует свои усилия на заключении пакта с Советским Союзом, Сталин наверняка потребует причитающуюся ему долю за помощь Польше, настаивая на перемещении советской границы к западу, в направлении «линии Керзона».
Подстрекаемый общественным недовольством и убежденный в том, что отступление и дальше ослабит позиции Великобритании, британский кабинет отказался жертвовать какими-то еще странами, независимо от геополитических требований. Одновременно британские государственные деятели страдали неправильным пониманием того, что Польша в военном отношении была так или иначе сильнее Советского Союза и что Красная Армия не имеет наступательного потенциала — довольно правдоподобное утверждение, особенно в свете только что проведенных массовых чисток среди советских военных руководителей. И, что самое главное, британское руководство испытывало глубочайшее недоверие к Советскому Союзу. «Должен признаться, — писал Чемберлен, — в своем собственном весьма глубоком недоверии к России. У меня нет ни малейшей уверенности в том, что она в состоянии развернуть эффективные наступательные действия, даже если этого захочет. И я не доверяю ее мотивам, которые, как мне представляется, имеют мало общего с нашими идеалами свободы, она озабочена только тем, чтобы перессорить всех друг с другом»
[444].
Полагая, что находится в страшнейшем цейтноте, Великобритания сделала решительный шаг и объявила о выдаче такого рода континентальных гарантий мирного времени, от которых систематически отказывалась с момента подписания Версальского мира. Обеспокоенный сообщениями о неминуемости германского нападения на Польшу, Чемберлен даже не раздумывал по поводу проведения переговоров с Польшей о заключении двухстороннего союза. Вместо этого он собственной рукой набросал проект односторонней гарантии Польше 30 марта 1939 года и на следующий день передал его в парламент. Гарантия представлялась заслоном, предназначенным для предотвращения нацистской агрессии, угрозы, которая, как оказалось, основывалась на ложной информации. За гарантией должна была последовать более спокойная попытка создания широкой системы коллективной безопасности. Вскоре после этого Греции и Румынии были выданы односторонние гарантии, в основе которых лежали те же самые причины.
Движимая моральным негодованием и стратегическим замешательством Великобритания, таким образом, скатилась к выдаче гарантий таким странам, которые, как настоятельно утверждали все ее премьер-министры послевоенных лет, она не сможет и не захочет защищать. Послеверсальские реалии Восточной Европы так далеко отошли от британского опыта, что кабинет даже не отдавал себе отчета в том, что своим выбором он многократно усилил варианты Сталина по отношению к Германии и облегчил ему выход из предлагаемого общего фронта.
Руководство Великобритании приняло с такой верой желаемое участие Сталина в их стратегии за действительное, что посчитало, будто способно контролировать как сроки, так и масштабы этого участия. Министр иностранных дел лорд Галифакс настаивал на том, чтобы Советский Союз пока подержали в резерве и «пригласили оказать поддержку при определенных обстоятельствах в наиболее удобной форме»
[445]. Конкретно Галифакс имел в виду лишь поставку военного снаряжения, но не перемещение советских войск за пределы собственных границ. Он даже не пояснил, какие могут быть у Советского Союза стимулы для игры такой второстепенной роли.
На самом же деле британские гарантии Польше и Румынии устранили у Советов последний имевшийся стимул для вступления в серьезные переговоры относительно союза с западными демократиями. С одной стороны, эти гарантии распространялись на все границы европейских соседей Советского Союза, за исключением балтийских государств, и, по крайней мере на бумаге, сдерживали советские амбиции точно так же, как и немецкие. (Тот факт, что Великобритания проигнорировала эту реальность, продемонстрировал, до какой степени в головах западных политиков засел «единый фронт миролюбивых стран».) Но, что гораздо важнее, односторонние британские гарантии оказались подарком для Сталина, так как они обеспечивали его максимумом того, что нужно для любых переговоров, начинающихся с чистого листа. Если Гитлер двинется на восток, Сталин мог рассчитывать на вмешательство в войну Великобритании еще до того, как тот дойдет до советской границы. Сталин, таким образом, пожинал плоды союза «де-факто» с Великобританией, не давая никаких ответных обязательств.
Гарантия Великобритании Польше основывалась на четырех предположениях, каждое из которых оказалось неверным. Во-первых, что Польша является значительной военной силой, возможно, в большей степени, чем Советский Союз. Во-вторых, что Франция и Великобритания, вместе взятые, достаточно сильны, чтобы нанести поражение Германии без помощи других союзников. В-третьих, что Советский Союз заинтересован в сохранении статус-кво в Восточной Европе, и, в-четвертых, что идеологическая пропасть между Германией и Советским Союзом настолько непреодолима, что рано или поздно Советский Союз обязательно присоединится к антигитлеровской коалиции.
