К сожалению, теория сдерживания, во имя которой Америка оказалась вовлечена в этот конфликт, вызвала к жизни искушение совершенно противоположного характера: она побудила Трумэна и его коллег расширить политическое поле сражения. Все без исключения ключевые фигуры трумэновской администрации поверили в то, что имеет место глобальный коммунистический заговор, и посчитали агрессию в Корее первым шагом согласованной китайско-советской стратегии, который вполне мог быть прелюдией к общей атаке. Когда американские войска оказались размещенными в Корее, они в силу этого стали искать способ воплотить в жизнь решимость Америки противостоять коммунистической агрессии во всем бассейне Тихого океана. Наряду с объявлением об отправке войск в Корею был отдан приказ Седьмому флоту защищать Тайвань от коммунистического Китая: «Оккупация Формозы коммунистическими войсками означала бы прямую угрозу безопасности Тихоокеанского региона и вооруженным силам Соединенных Штатов, выполняющим законные и необходимые функции в этом регионе»
[678]. Более того, Трумэн увеличил военную помощь французским вооруженным силам, противостоящим возглавляемой коммунистами борьбе за независимость Вьетнама. (Правительственные решения зачастую мотивируются более чем одним доводом; с точки зрения Трумэна, эти действия имели то дополнительное преимущество, что привлекали на его сторону так называемое «китайское лобби» в сенате Соединенных Штатов, который критически отнесся к тому, что американская администрация «оставила на произвол судьбы» материковый Китай.)
Для Мао Цзэдуна, только что победившего в китайской гражданской войне, заявления Трумэна неизбежно выглядели как зеркальное отражение страха Америки перед коммунистическим заговором: он истолковывал их как стартовый ход в американской попытке переиграть закончившуюся победой коммунистов китайскую гражданскую войну. Защищая Тайвань, Трумэн поддерживал то, что Америка по-прежнему признавала как законное китайское правительство. Расширенная программа помощи Вьетнаму воспринималась Пекином как капиталистическое окружение. Все это, вместе взятое, дополнительно придавало Пекину стимул совершать противоположное тому, что Америка считала бы желательным: Мао имел все основания сделать вывод, что если он не остановит Америку в Корее, то, возможно, вынужден будет сражаться с Америкой на китайской территории; по меньшей мере, он не имел оснований думать иначе. «Американские империалисты лелеют надежду, — писала «Жэньминь жибао», — что их вооруженная агрессия против Тайваня не позволит нам его освободить. В частности, их намерения создания блокады вокруг Китая принимают формы вытянувшегося змея. Начиная от Южной Кореи, он тянется через Японию, острова Рюкю, Тайвань, а также Филиппины, а потом изгибается в сторону Вьетнама»
[679].
Американская военная стратегия наложилась на ошибочное восприятие Китаем намерений Америки. Как уже отмечалось ранее, американские руководители традиционно рассматривали дипломатию и стратегию как два разных вида деятельности. Согласно общепринятым среди американских военных взглядам, они вначале добиваются какого-то результата, а потом за дело берутся дипломаты; никто из них никогда не говорит другому, как добиваться своих целей. В ограниченной войне, если военные и политические цели с самого начала не синхронизированы, всегда существует опасность сделать либо слишком много, либо слишком мало. Если делается слишком много и военный элемент доминирует, стирается грань, отделяющая ограниченную войну от тотальной, что побуждает противника повышать ставки. Если делается слишком мало и начинает доминировать дипломатическая сторона, появляется риск утопить цели войны в переговорной тактике и возникает тенденция зайти в тупик.
В Корее Америка попала в обе эти ловушки. На ранних этапах войны американские экспедиционные силы сосредоточились по периметру вокруг портового города Пусан на самой южной оконечности полуострова. Главной задачей было выжить; а отношения между войной и дипломатией не волновали умы руководства Америки. Командующим служил Дуглас Макартур, самый талантливый американский генерал этого столетия. В отличие от большинства своих коллег, Макартур вовсе не был сторонником широко распространенной американской стратегии войны на выживание. Во время Второй мировой войны, несмотря на отдаваемый Европейскому театру военных действий приоритет, Макартур разработал стратегию «прыжков с острова на остров», или «прыжков лягушки», благодаря которой японские укрепленные точки оставлялись в стороне, а все усилия сосредотачивались на взятии слабо защищенных островов, что позволило американским силам за два года продвинуться от Австралии до Филиппин.
Макартур теперь применил ту же самую стратегию в Корее. Вопреки совету более ортодоксально мыслящих начальников в Вашингтоне, он высадил американские войска в Инчхоне (порте Сеула), в тылу противника за 320 километров от передовой, перерезав линии снабжения северокорейцев из Пхеньяна. Северокорейская армия развалилась, и дорога на север оказалась открытой.
Эта победа повлекла за собой самое судьбоносное решение всей Корейской войны. Если бы Америка собиралась как-то соотносить военные цели с политическими задачами, для этого было самое подходящее время. У Трумэна было три варианта выбора. Он мог отдать приказ остановиться на 38-й параллели и восстановить довоенный статус-кво. Он мог разрешить продвижение далее на север, чтобы осуществить наказание за агрессию. Он мог дать указания Макартуру объединить Корею вплоть до китайской границы; иными словами, сделать так, чтобы исход войны определялся сугубо военными соображениями. Наилучшим решением было бы продвинуться до самой узкой части Корейского полуострова, то есть остановиться в 160 километрах от китайской границы. Этот рубеж стал бы оборонительной линией, за которой находилось бы 90 процентов населения полуострова, а также столица Северной Кореи Пхеньян. И тогда был бы достигнут крупный политический успех и не был бы брошен вызов Китаю.
Хотя Макартур был блестящим стратегом, он был менее проницателен в вопросах политического анализа. Забыв об исторической памяти у Китая о японской агрессии в Маньчжурии, которая проводилась тем же путем через Корею, Макартур распорядился продвигаться по реке Ялу
[680] до самой китайской границы. Ослепленный неожиданным успехом командующего под Инчхоном, Трумэн с этим смирился. Не выбрав среднего решения между восстановлением довоенного статус-кво и тотальной победой, Трумэн пренебрег географической и демографической выгодой рубежа по самой узкой части Корейского полуострова. Он отказался от 160-километровой оборонительной линии на значительном расстоянии от китайской границы ради необходимости защищать почти 600-километровый фронт в непосредственной близости от мест основного сосредоточения китайских коммунистических сил.
Для Китая, по-видимому, было нелегко принять решение бросить вызов крупнейшей военной державе мира после страданий, опустошений и людских потерь, понесенных от японского вторжения и ожесточенной гражданской войны. Пока не будут открыты китайские архивы, не станет ясно, вмешался бы Мао Цзэдун, если бы американские силы перешли 38-ю параллель, независимо от того, как недалеко они бы продвинулись и насколько далеко на север он бы позволил им пройти. Но искусство политики заключается в том, что надо уметь рассчитывать риски и выгоды, которые влияли бы на расчеты противника. Одним из способов для того, чтобы повлиять на китайское решение о вмешательстве, было бы остановить американское продвижение в самом узком месте Корейского полуострова и предложить демилитаризировать остальную часть страны под каким-либо международным контролем.
